— Я слышал об этом, — Саймон заговорил спокойнее. — И все равно, я чувствую, что несу за тебя ответственность, поэтому я должен позаботиться о тебе.
— Это лишнее. Я могу сама о себе позаботиться. Я встала на ноги, зарабатываю на жизнь. И самое главное: меня больше не травят. Даже там, — она махнула в сторону особняка Сопвитов, — они сожгли бы меня живьем, дай им волю. Еще несколько лет назад они бы точно меня сожгли — они ничуть не лучше тех деревенских, кроме одной пары и гувернера.
— А мистер Сопвит знает, что ты работаешь на его шахте?
— Не знаю, да и какое это имеет значение. Уверена: если бы он предложил мне остаться прислугой, я бы отказалась, хотя идти мне было некуда. Почти все в доме были настроены против меня. К тому же все они там, — девушка кивнула в сторону большого дома, — воры и проныры, которые даже недостойны чистить ботинки в семье Дрю. Они облапошивают хозяина, как хотят. Ты себе даже представить не можешь, что они вытворяют.
— Облапошивают, говоришь? — улыбнулся он. — Так это проделывают все слуги.
— Очень может быть, понемногу это делают все, но не столько же, сколько крадут у Сопвита. Знаешь, Саймон, ты бы разорился через несколько недель, если бы твои работники так тебя обкрадывали.
— Ну, мистер Сопвит сам виноват. У него есть экономка для этого.
— Ха! Экономка! Ну, все равно, там мне делать нечего. Я останусь здесь, пока не подвернется работа получше. В любом случае я буду жить в семье Дрю, пока они не откажутся от меня.
— Так мне можно о тебе не волноваться?
— Нет, Саймон, не беспокойся обо мне, — девушка открыто посмотрела на него.
Они надолго замолчали. Когда он заговорил, то голос его звучал тихо и проникновенно.
— Я никогда не перестану волноваться о тебе, Тилли. Как бы ни повернулась моя жизнь, как бы я ни изменился, мои чувства к тебе останутся такими, какими были всегда.
— Хорошо, пусть они остаются такими, как тогда, когда я была маленькой, — пристально, не мигая, глядя на него, сказала она.
Саймон на мгновение зажмурился, потом снова посмотрел на нее, прикусив губу:
— Как скажешь, Тилли. Все останется так, как хочешь, — взгляд его пылал.
— Я, может быть, скоро начну встречаться с парнем, — глядя в сторону, сказала она.
Бентвуд молчал.
— Я нравлюсь Сэму Дрю, он хороший парень, — объяснила она.
— А тебе он нравится?
— Да, — Тилли заставила себя посмотреть ему в глаза, — потому что мне не встретить никого лучше. У меня будет свой дом, семья. И…
— Ха! Свой дом, — возмущенно прервал ее Саймон. — Не говори глупости, какой это дом. Да я бы ни в одной из этих хибар даже хлев не устроил.
— Конечно, ты не пустил бы туда свиней, согласна, — ее голос тоже звенел. Девушка глубоко вздохнула, чтобы немного остыть, и уже спокойнее продолжала. — Тогда, Саймон, ты очень удачливый человек, тебе всегда везло. Ты даже не можешь себе представить, как тебе везло. Знаешь, мне пора возвращаться. Миссис Дрю любит, когда мы по воскресеньям собираемся все вместе… в хлеву.
— Извини, — он смотрел на нее, склонив набок голову.
— И ты меня извини. До свидания, Саймон.
Плотнее запахнув у шеи пальто, Тилли наклонила голову и побежала обратно.
Саймон стоял и смотрел ей вслед, пока девушка не пробежала улицу и не скрылась в доме. Тогда он повернулся к лошади и, положив обе руки на седло, пробормотал себе под нос: «Я старался, да, видно, чему быть, того не миновать. Пусть все идет своим чередом».
Мистер Сопвит тяжело переживал одиночество. Ему казалось, что внутри у него пустота. Дом казался мертвым. Миссис Лукас заверила его, что ему не нужно беспокоиться о домашних делах, она позаботится, чтобы все шло как прежде. Когда дворецкий принес ему расчеты за месяц, Марк обнаружил, что расходы не уменьшились, хотя в доме стало на шесть человек меньше. Но он не стал с этим разбираться, решив отложить на время объяснение с экономкой.
Ему не давали покоя более серьезные дела, которые овладели его мыслями. В это утро ему предстояло вместе с управляющим тщательно обследовать состояние шахты. Накануне был отремонтирован створчатый клапан насоса, работавшего на четвертом горизонте, поэтому вода уже не стояла так высоко, как раньше. Кроме того, был установлен новый более тяжелый поршень, что увеличивало производительность насоса. Однако дела шли очень плохо: с верхнего уровня постоянно просачивалась вода, виновником чего, вероятно, был родник, расположенный недалеко от ручья. Определить месторасположение родников обычно очень трудно. Они доставляют больше хлопот, чем река с постоянным руслом.
Что касалось его личной жизни, то он получил вежливое послание от Эйлин. Она сообщала, что дети здоровы, им хорошо. А если позволит погода, она разрешит им на рождественские каникулы навестить отца и побыть с ним пару дней.
Марк скрежетал зубами от бессильной ярости: она разрешит им провести с ним день-два. Неужели будущее у него такое безрадостное: видеть детей один день в каникулы? Нет, он ни за что не смирится. Пусть их раздельное проживание будет оформлено решением суда. Тогда он предъявит официальное требование и получит право, по которому сможет принимать в своем доме детей если не месяцы, то по крайней мере недели.
Марк завтракал в обычный час, но в это утро не торопился вставать из-за стола. Он остался сидеть, глядя на горевший в камине огонь и спрашивая, неужели его ждет тусклая одинокая жизнь. Он не сможет жениться, ведь Эйлин не даст развод. Если завести любовницу, то они смогут видеться только время от времени. Сейчас же он больше нуждался в спутнице жизни, чуткой и заботливой. Она сидела бы за столом напротив, слушала бы его, ее улыбка согревала бы его сердце. Ему даже не нужна близость с ней… хотя Марк должен был признаться, что не имел бы ничего против такого дополнения. Однако в первую очередь он хотел найти в женщине участие и тепло, которое растопило бы сковывавший его душу лед одиночества. Раньше, до того как его любовная связь получила огласку, у него были друзья. После отъезда Эйлин он всего лишь раз виделся с Албертом Крэггом, не показывалась и Бернис. Алберт дипломатично заметил, что Бернис, как подруга Эйлин, ну… Марк его, конечно, понимает. Да, Марк понял его хорошо.
Заезжал к нему как-то и Джон Толман, но без Джоан. Вместе приезжали только Оливия и Стэнли Филдман.
— Выше нос, старина, — ободряюще хлопнул его по спине Стэн. — Ты обязательно выплывешь, не стоит переживать. — И больше не обмолвился о скандале, в котором главной фигурой оказался Марк. Оливия Филдман оказалась красноречивее. Марк узнал, что бурная жизнь Агнес прославила ее до такой степени, что в домах, дороживших своей репутацией, ее отказывались принимать. Но, как заметила Оливия, Агнес мало беспокоило общественное мнение, женщина она была очень необычная.
Да, женщина она необычная. Марк целиком и полностью был согласен с Оливией. Он бы даже назвал Агнес не женщиной, а клубком кипящих первобытных инстинктов, без капли уважения ко всем, кто не представлял для нее интереса. Ее ни в коей мере не волновало, что она грубо нарушает принятые нормы морали, дерзко бросая вызов обществу.