В октябре измотанная и обескровленная британская армия отступила от Антверпена. Дэн получил письмо от Бена, сын писал, что жив, хотя и был ранен, но руки-ноги целы. Барбара в церковь не пошла.
Тем, кто кричал, что война к Рождеству закончится, пришлось проглотить язык вместе с рождественским угощением.
В начале февраля Бен приехал домой в отпуск, и только тогда отец узнал, что сыну присвоили офицерское звание.
Бен переступил порог родного дома в хмурый февральский день. Ничто в нем не напоминало того молодого человека в еще необмятом мундире рядового, что заезжал в этот дом прошлым августом. Бен сильно похудел, лицо его осунулось, скулы заострились. Он казался значительно выше своего роста, возможно, причина была в его манере держаться.
Он вошел, незамеченный прислугой. Барбара спускалась по лестнице. Увидев сына, она остановилась, крепко стиснув перила, а потом, переводя дыхание, направилась к нему навстречу.
– Вот неожиданность! – воскликнула она. – Почему не сообщил, что приедешь? Ах, ты теперь офицер! Ну, как ты? – Барбара говорила немного нараспев. Как хорошо, он помнил ее голос. – Твой… отец в гостиной. Он немного простудился. – Барбара сделала жест в сторону комнаты, словно приглашала пройти постороннего человека.
Бен молчал и лишь смотрел на нее. Он снял шинель. В этот момент из кухни выбежала Бетти Роув.
– Мастер Бен! Мастер Бен! – закричала она. – Какая радость! Эй, Ада, Ада! – позвала женщина, зная, что хозяйка отвернулась и не может услышать.
Ада не замедлила появиться и тоже бросилась к Бену. Они пожали друг другу руки, как старые добрые друзья.
– О, мастер Бен, вы уже офицер, – почтительно произнесла Ада, оглядывая юношу с головы до ног. – Вид у вас такой бравый.
– Ада!
– Да, мадам. – Ада отступила в сторону, чтобы Бен мог последовать за матерью. Он так и сделал, не забыв подмигнуть сначала Аде, а потом Бетти. – Кто бы мог подумать, вы снова здесь, – никак не могла прийти в себя Ада.
Дэн сидел в кресле у камина. Когда открылась дверь, он не обернулся. Дэн дремал, и шум в холле разбудил его, но он не придал болтовне женщин значения.
Барбара попала в его поле зрения, она приглашала кого-то войти. Дэн повернул голову.
– Бен! Бен! – Он вскочил и, бросившись к сыну, обнял его. – Вот так сюрприз! – воскликнул отец, отпуская, наконец, Бена. – Откуда ты? Скорее проходи к огню. Такая мерзкая погода. Как ты? – Дэн смущенно умолк, почувствовал, что этот вопрос задавать не стоило.
Когда они виделись в последний раз, Бен выглядел слегка полноватым, теперь же на нем и грамма лишнего не было. Форма сидела отлично и очень ему шла. Но все же он был слишком худой – кожа да кости.
– По такому поводу не грех и выпить, – улыбнулся Дэн, повернувшись к Барбаре. – Мы сейчас выпьем, – отчетливо проговорил он.
Она кивнула и улыбнулась не только ему, но и Бену.
– Да, да, конечно, обязательно выпьем. – Барбара заторопилась из комнаты.
Бен опустился в кресло. Внезапно он почувствовал усталость. Но это была не та мертвящая усталость, от которой цепенело тело и мерк разум. Не та усталость, что наваливалась на него на протяжении последних нескольких месяцев. Тогда его окружал холод, грязь, близко ходила смерть. Сейчас же его охватила теплая сладкая истома. Он дома, ему рады. Мать улыбнулась ему и назвала по имени. Бену хотелось уснуть, на душе у него было тепло и спокойно.
– Как ты себя чувствуешь? У тебя все нормально? Как обстановка?
– Сейчас неплохо, – ответил Бен, глубоко вздохнув.
– Сейчас? А вообще как, неважно?
– Мягко сказано.
– Ты не писал, что стал офицером.
– Это произошло так неожиданно, – усмехнулся Бен со своей прежней озорной улыбкой.
– Ты все-таки, расскажи, как это случилось.
– Ну, я сделал кое-какую грязную работу, скорее от страха, чем из-за храбрости. Там храбрецов нет. Один парень мне сказал, что быть смелыми нас заставляет страх. Сначала я его не понял. Но однажды он перестал бояться, став уж слишком отважным, а вечером его уже с нами не было.
Бен умолк. Дэн не стал расспрашивать дальше, лишь сидел, молча глядя на сына. Бен изменился: исчезла мрачность и угрюмость, возможно, его прежние тревоги и обиды отодвинули на задний план более серьезные и важные проблемы, с которыми ему приходилось сталкиваться там, далеко, в промозглых траншеях.
Вошла Барбара, неся на подносе графин со стаканами. Дэн разлил виски. Они молча подняли стаканы, как на настоящем празднике только без тоста.
Барбара возобновила разговор.
– Как долго ты пробудешь в отпуске? – спросила она, наклоняясь к Бену.
– Три дня. – Показал он на пальцах и добавил. – Я здесь уже четыре дня.
– Четыре дня, здесь, ты имеешь в виду в Англии?
– Да, – кивнул Бен и пояснил, коснувшись формы: – Разные формальности.
– Чтобы получить форму и все такое у тебя ушло четыре дня? – рассмеялся Дэн.
– Нет, значительно дольше, – ответил сын. – Я должен был приехать еще в прошлом месяце, но произошла задержка. – А как остальные?
– На прошлой неделе получили от них письмо. Ребята служат вместе, вполне довольны. После следующего похода обещали отпуск. Их письма занятно читать. Похоже, твои братья довольны жизнью.
– Рад за них. Они все еще в Шотландии?
– Нет, уже нет, – покачал головой Дэн. – Перед Рождеством они стояли в Портсмуте. – Он повернулся и взял кочергу. – Я думаю, они сейчас в море, – тихо добавил Дэн, помешивая угли в камине.
Бен взглянул на мать.
– А ты чем сейчас занимаешься? – спросил он. Хотя женщина не могла его слышать, он говорил с вежливой любезностью, будто обращался к знакомой.
– Я? Шью, вяжу, кое в чем помогаю миссис Тернер, ты ее помнишь? У нас – свой Комитет. Мы организуем отдых и приют для молодых людей, что сейчас вдали от родных мест, ну ты понимаешь, – улыбнулась она, – те, что служат в армии.
– Удачная мысль, для ребят это очень важно, – заметил Бен, но не прибавил, как сделал бы раньше: «Им бы надо пригласить и меня, я ведь тоже лишен тепла родного дома». Разговор на некоторое время прервался. – А как дядя Джон? – нарушил молчание Бенджамин.
– Прекрасно, фабрика работает круглосуточно. Здесь почти то же самое. Стоунхауз вертится, как белка в колесе.
– Я знал, что он хороший работник.
– Как ты смотришь на то, чтобы ввести его в Совет?
– Очень верно, он давно этого заслуживает.
– Хорошо, я скажу Джону, он возражать не станет.
– А как поживает тетя Дженни?
– Все такая же. Ничто не в силах ее изменить: ни потоп, ни штормы, ни бури. Даже война и стихийные бедствия не властны над этой женщиной.