– Можно кое-что спросить? – Олег повнимательнее на нее посмотрел, точнее, даже осмотрел. Наверное, Ирина была во всей своей красе, с нарумяненными щечками и свежим маникюром. Никакого значения для него это не имело.
Она опять утвердительно кивнула в ответ на его вопрос.
– У Саломеи есть любовник?
Ирина сделала вид, что не испугалась, она даже попыталась улыбнуться. При чем тут это? Вся ее сущность отказывалась внятно отвечать на этот вопрос.
– Кто-то, кажется, есть. Я не знаю кто.
– Давно? – Он смотрел не на Ирину, а на растущую за ней пальму. Вообще-то это были его любимые деревья вместе с финиками и кокосовыми орехами. Сева, разнюхавший о его излюбленных фруктах, презрительно называл финики «говнофруктами», а Олега, не стесняясь, «Олегофиником», наверное, от слова «олигофрен» или «говнофиник», не важно. Олег же решил никакого прозвища ему не придумывать, и финиками никогда не угощать, и больше о них даже не говорить. Нормальный такой у них развился мальчишатник, но, конечно, они прилично себя вели и иногда ездили вчетвером на уик-энды. Это Катя все придумывала: Стамбул, Питер, Будапешт и т. д. А Ирина, значит, постепенно в него всматривалась, и вот пригласила на утренний кофе. Он помнил, как ловил ее глубокие взгляды, слышал ее смех в ответ на шуточки по поводу восхищения ее бойфрендом, но считал это приятным фактом легкой мужской мести.
– Я могу узнать, – ответила Ирина.
– Да, поинтересуйся. Это может пригодиться. И наверное, тебе придется рассказать немного о ее компании и о сделке, которую ты хочешь опередить. То есть вы хотите – ты и твои компаньоны.
Потом по утрам они стали иногда встречаться. Олег пару раз навестил по этому поводу своего приятеля банкира, тот дал ему кое-что почитать, рассказал поподробнее о структурных особенностях нужных ему операций, о постоянно увеличивающейся потребности интересуемой его системы в притоке частного капитала из-за систематического расширения международной торговли банковскими инструментами и все более возрастающей зависимости данного вида торговли от опять же капитала частных инвесторов. Олег понял, что в целом фактическое участие частных активов в подобных операциях – то, чем занималась время от времени Саломея и на что Ирина раздобыла бриллианты, вскружив голову стайке молодых авантюристов, – является их стопроцентной инициативой и их максимально правильным подбором людей, осуществляющих эти сделки. В то же время всегда сохраняется положение вещей, при котором частник остается в полном неведении о целом ряде существенных сведений, касающихся вида и масштабов данной торговли, участвующих лиц и институтов. Доступа для них туда нет, и роль грамотного и опытного посредника здесь необходима.
У Саломеи был такой агент, доставшийся скорее всего по наследству от Пита, и Ирина вышла с ним на связь, надеясь на его человеческую жадность и полную независимость и легитимность своего предложения. Но Саломея вдруг решила нанять еще одного, того, которого представил Сева. Получился кортеж, а в какой машине президент, никто не знает. Олег же никак не мог поверить в то, что они смогли перехитрить Саломею, во всяком случае, нужно было это проверить. Каждый раз Ирина рассказывала о ней и о компании все больше и больше, а Олегу становилось интереснее и интереснее. Правда, насчет личной жизни своей начальницы Ирина молчала. Единственное, что она бросила на этот счет, что скорее всего опять какой-нибудь иностранец и Саломея с ним встречается где-нибудь за границей, так как отследить точно ее маршруты практически невозможно. Это еще раз убедило Олега в том, что Ирина могла идти по ложному следу и в бизнесе.
Предателей не любят. Ими пользуются.
Придуманная реальность, а тем более будущее, да еще и в деталях, хороши и понятны только в умных книжках по эзотерике и в прочих давно существующих, но не очень проверенных теориях. Получилось – хорошо, не получилось – плохо фантазируешь, разговор короткий. Олег вроде бы откликнулся, но ничего личного не проявил. Она злилась, у нее стали портиться настроение и сон, Сева раздражал, а иногда даже бесил, и она стала реже у него оставаться, убегая к себе домой. Катя уехала, да и неудобно как-то было обсуждать с Катей Олега – кто знает, может быть, они перезванивались, так и до Саломеи дойдет. Отступать уже было поздно, Рашид давил и требовал действий. И все равно она заставляла себя мечтать. Узнав его поближе, видя его наедине, изучив его лицо, манеру улыбаться, хмурить брови, пить кофе, ощущая иногда чуть слышные волны его парфюма, она окончательно убедилась в том, что это тот самый мужчина, за которого она будет биться до конца. И ждать его ответных чувств.
А Сева сходил с ума от любви. Ее холодность и отстраненность, новая прическа и бесконечная занятость не давали ему покоя. Временами, правда, она бывала нежной и разговорчивой, и ему хотелось тогда вообще не выпускать ее из спальни, запереть дом на ключ и слить бензин из ее машины.
– У меня есть дела в Париже, заодно посмотрю, что можно сделать по твоему вопросу, – позвонил Олег в начале ноября.
– Нашему, – шепнула в ответ Ирина.
– Я ничего не обещаю, не буду повторяться.
– В любом случае у Мари все готово, и она тебя ждет, – сказала она совершенно ненужную фразу – и так все уже было обговорено и решено, но ей нравилось с ним разговаривать… хотя с ней он был другим, не таким, как с Катей. Она заставляла себя не видеть этого, притворяться, что каждый следующий раз они чувствуют друг друга ближе, и он наконец позовет ее вечером к себе и погасит свет.
– Думаю, ты сможешь подъехать, если будет нужно? – спросил Олег.
– Я обязательно приеду. – Она стояла на кухне у своего стального холодильника и тупо смотрела в собственное отражение, потом налила себе бокал вина и простояла у окна, пока не стало совсем темно. Она чувствовала тошноту и усталость. Уже можно было сделать аборт, но, с другой стороны, в запасе еще были три недели, и если она поедет к Олегу во Францию, после аборта секса не будет, – и она решила подождать с гинекологом. И Севе соответственно ничего не говорить. При мысли о нем у нее изменилось выражение лица, и она наконец отошла от окна. Вырваться даже на два дня в середине недели в ноябре будет непросто. Придется как-то подключить Севу, поехать с ним, потом что-нибудь наврать Саломее – так, мол, и так, все равно в Европе – или нет, лучше внаглую наврать и уехать прямо в Париж. В конце концов она редко это делает и пашет без суббот уже второй месяц.
Она легла на кровать, щелкнула телекомандой, увидела на экране Жириновского, старательно отрабатывающего свои денежки и надеющегося на еще большие, и подумала, что, в сущности, мир, как и бумага, может выдержать все. Пошумят и забудут, на очереди всегда найдутся новые темы и герои, а она, Ирина, останется ни с чем или не с тем. Она нервничала и боялась. Перед глазами стояла Саломея. За годы работы с ней она не только многому научи лась – это нормально, – она видела личность, до уровня которой ей просто не суждено было подняться. Она изучала, как могла, каждое ее движение и каждое слово, вслушивалась во все телефонные разговоры, бывала у нее дома, сопровождала в поездках, но то, что Саломее было подвластно просто взглядом, то, как на нее реагировали люди и неизвестно за что любили, открывали душу, сотрудничали, приглашали на все мыслимые и немыслимые тусовки и сборища, а она еще и выбирала и, по сути, редко куда ходила, – это бесконечно и каждый день почему-то разъедало ее собственную самооценку. Она устала находиться рядом с таким человеком, ей надоело ловить направленные мимо нее взгляды… И смотреть на ее красивое шмотье вперемежку с винтажными брошками и браслетами, вдыхать ее парфюмы и слушать ее саму. «У Саломеи есть любовник?» – грохнули у нее в голове слова Олега во время их первой встречи. Зачем он у нее это спросил? Он сам, что ли, хочет им стать? Этого еще не хватало. Она это не переживет. Ну да, Олег и Саломея даже подходят друг другу, и с ней он не будет зевать и смотреть на свои спортивные часы, как с Ириной. Господи, надо попасть к нему в кровать только один раз, ну пожалуйста! Столько усилий уже потрачено! Кстати, ее беременность очень даже может пригодиться… Она наконец улыбнулась.