— Мы с ним давно уже решили, что я поступаю в Консерваторию и окончательно переезжаю в Питер, к папе, потому что Кенигсберг далеко… А вчера Инго возьми да и выложи это все Наталье Борисовне по телефону, а она звонит мне и велит приезжать, почему-то с Костиком, мне еще тогда показалось, что это очень странно. Мы и поехали на аудиенцию. — Она откашлялась. — И получили взбучку — по-моему, Косте тоже влетело, бедняге, — за драгоценности. Он такой пришибленный из палаты вышел! А уж он-то тут совсем не виноват, его дело короля слушаться. — Маргарита извлекла из кармана сапфировый кулон, новогодний подарок Инго, и нервно повертела его в тонких пальцах. — Вот, хотела обратно в Сокровищницу положить, раз так… Костика все равно отправили линять к Сокровищнице, пусть он отопрет, и я верну кулон на место! — Из глаз у нее вновь покатились слезы.
Лиза посмотрела на Марго, потом на сапфир. Дальше можно не рассказывать, и без того все понятно — слышно по всхлипываниям.
Бабушка решила, будто Маргарита увлеклась Инго исключительно из-за его королевского титула и прилагающихся к титулу радингленских чудес и богатств. И со свойственной ей прямотой устроила Маргарите допрос, так ли это. Марго, естественно, не просто обиделась — оскорбилась. Ну а Костику влетело заодно, под горячую руку…
— Как она могла про меня такое подумать! — Марго замолотила кулачком по каменной стене, звякая браслетами. Уронила шарф, и стало видно, что она не только заплаканная, но и белая от гнева. — Неужели я похожа на авантюристку? Чем я провинилась, что сделала не так? Да мне все равно, король Инго или не король, я его не за это люблю! А Радинглен мне нравится сам по себе нравится, и попробуйте найдите хоть одного человека, которому тут не понравится! Уж на что папа чудес боялся, как огня, и даже у него это прошло!
На слове «авантюристка» у Лизы в памяти что-то щелкнуло — будто открылся заевший замочек.
— Маргош, да ты тут совсем ни при чем! — горячо воскликнула она. — Просто у нас уже однажды была история с авантюристкой! — и Лиза, понизив голос, вкратце поведала Маргарите о том, как два года назад на Инго положила глаз ее бессовестная и корыстная одноклассница Юлечка Южина, в довершение всех бед возомнившая себя ведьмой и решившая приворожить Инго. — Наверно, Бабушка с тех пор за Инго и опасается… ну и насчет чужих в Радинглене… — неуверенно добавила она в завершение. Добавила — и тут же испугалась: а вдруг получилось обидно? Какие же Маргарита с Ильей Ильичом чужие?
Лиза перевела дух и, тщательно подбирая слова, продолжала:
— Ты на Бабушку не сердись, просто она, наверно, считает, что мы совсем бестолочи и без нее тут не справляемся, вот за всех и беспокоится, а получается, будто она… гневается.
— Я стараюсь не сердиться, — отчеканила Маргарита. — Честное слово, Лиз, я очень стараюсь, я все понимаю — она болеет, наговорила сгоряча резкостей. Я даже умудрилась ей не нагрубить там, в палате. Нет, она, конечно, не запретит нам жениться, Инго не из тех, кому можно такое запрещать… Но я просто… — она запнулась, — просто не знаю, как еще понравиться Наталье Борисовне! Даже когда я предложила — давайте буду бегать на Гатчинскую и поливать цветы, твоя бабушка и то еле-еле согласилась. У меня ведь с цветами всегда хорошо получалось, а у вас там чуть кактус не засох, и я хотела как лучше.
— А ты с Инго не советовалась? — робко спросила Лиза.
— Не собираюсь я с Инго об этом советоваться! — взъерошилась Маргарита. — Его нельзя дергать, он и так уже замученный, на себя не похож, тощий стал, как удочка, есть и спать забывает — а все из-за этого волшебного яблока! — Она осеклась, а потом шепотом повторила: — Яблока…
— Что? — встрепенулась Лиза. — Что — яблока?
— Придумала, — медленно произнесла Маргарита. — Я докажу Наталье Борисовне… то есть Бабушке… что явилась сюда не зря. Я раздобуду для нее яблоко, чего бы мне это ни стоило. — Она решительно надела кулон обратно, и он так и заиграл переливчатыми синими гранями.
— Маргошка, по-моему, ты молодец, — сказала Лиза, оставив при себе соображения о том, сколько у Марго шансов на успех. Вон взрослые который день бьются-бьются, а все без толку. Но не обескураживать же человека!
Марго вдруг порывисто обняла ее за плечи и чмокнула куда-то в волосы.
— Спасибо, Лиз! Если бы ты мне сейчас не растолковала про вашу поганку Ю-Ю, я бы тут долго рыдала и лезла на стенку. У тебя еще платка не найдется?
— Держи, — Лиза протянула Марго непочатую пачку бумажных платочков. — Погоди-ка, — спохватилась она, — Если Костик линяет, то кто же стережет картину?
— Филин, — ответила Марго. — Он еще днем перекинулся птицей, а сейчас уже все разошлись спать, а он остался.
Лиза точно знала — Андрей Петрович терпеть не может лишний раз перекидываться птицей, особенно после заточения в заколдованной мутаборской клетке. Но раз для дела…
— Только ты, пожалуйста, его не трогай, хорошо? — предупредила Маргарита. — Я хотела посоветоваться, подождала, пока все разойдутся, а потом увидела, какой он нахохленный, и решила его не тревожить. Сама разберусь, то есть уже почти разобралась. Утро вечера мудренее. — Маргарита подняла с пола мокрый шарф и пошла к себе.
Лиза помедлила, пока Маргарита не скрылась из виду, и все-таки решила прокрасться в галерею и проведать Филина… ну, хоть издалека глянуть, как он там.
Через несколько минут она уже плелась обратно — поникшая и несчастная, застревая на каждой ступеньке. Ноги просто не желали идти, и все тут.
Перед глазами так и маячила темная галерея и нахохленная птица на спинке кресла, и рябые перышки на полу. Филины всегда роняют перья, когда им плохо — Лиза давно это уяснила. А еще волшебный слух подсказал ей, что Андрей Петрович превратился в птицу с большим облегчением. И не потому, что птицей легче не спать и караулить портрет, а потому, что мыслей в птичьей голове помещается меньше. Ему просто не хотелось думать о том, что будет дальше.
Тяжелые драконьи вздохи Лиза и безо всякого волшебного слуха расслышала еще из-за поворота. Они эхом отдавались от каменных стен, перекрывая журчание подземного ручейка, который протекал перед входом в Сокровищницу. Он-то чего вздыхает, сердито подумала Лиза, ему бы мои заботы!
Дракончик томился от скуки — он лежал, положив чешуйчатую физиономию на вытянутые лапы, точно собака перед конурой. Кожистые веки были прикрыты. Вообще вид Костик имел скверный: черно-алая чешуя потускнела и облупилась, сложенные крылья коробились, как опавшие пожухлые листья. Наверно, это от линьки, решила Лиза. Как-никак, третий день мается, а кто сказал, что это легко и просто — шкуру менять, да еще впервые в жизни?
Между когтистых Костиных лап лежал маленький радиоприемник, который рядом с драконом казался не больше спичечного коробка, а также новогодний подарок Левы — та самая книга по криптозоологии. А вокруг дракона, с одного и с другого бока, притулились многочисленные корзинки со снедью — здоровенные, чтобы такие дотащить, наверняка понадобились усилия двух, а то и трех поварят. Дракон был обложен едой, как осетр зеленью на блюде (этот натюрморт Лиза неоднократно видывала на королевских пирах). Хищная пасть и чешуя только усугубляли впечатление. Впрочем, корзинки подле Кости выглядели более чем скромно. «Да какой он дракончик! — вдруг осознала Лиза. — Он драконище! Он за эти дни вырос чуть ли не вдвое! Наверно, драконы потому и линяют, что шкура становится мала…»