Как такое может быть?
Но вот, наконец, появился Гарри. И это, по меньшей мере, было в порядке вещей.
— Конор О’Молли, — объявил Гарри, остановившись в шаге от него. Салли и Антон хихикали у него за спиной.
Конор встал у стены, опустил руки, готовый к удару, откуда бы тот ни последовал.
Только его никто не бил.
Гарри не двигался. Салли и Антон тоже, только их улыбки постепенно увяли.
— Чего ждете? — поинтересовался Конор.
— Вот именно, — обратился Салли к Гарри. — Чего ждем-то?
— Врежь ему, — прибавил Антон.
Но Гарри не двигался. Он внимательно разглядывал Конора. В этот миг Конору показалось, что в мире нет никого, кроме него и Гарри. Его ладони вспотели. Сердце учащенно билось.
«Давай», — подумал Конор, а потом только понял, что сказал это вслух.
— Давай!
— Что? — спокойно переспросил Гарри. — Что тебе нужно от меня, О‘Молли?
— Он хочет, чтобы ты его в землю заколотил, — предположил Салли.
— Он хочет, чтобы ты пнул его в задницу, — высказался Антон.
— Это так? — спросил Гарри, и со стороны могло показаться, что говорит он совершенно серьезно. — Ты в самом деле этого хочешь?
Конор промолчал. Просто стоял, сжав кулаки.
Ждал.
А потом прозвонил звонок. Громко прозвонил. И мисс Кван прошла по двору, чтобы поговорить с другой учительницей. По дороге она посматривала на учеников во дворе и особенно на Конора и Гарри.
— Думаю, мы никогда не узнаем, чего хочет этот О’Молли.
Антон и Салли рассмеялись, хотя, судя по всему, не поняли шутки, а потом все трое повернулись и отошли от Конора.
Но даже отойдя, Гарри не спускал взгляда с Конора.
А тот остался один.
Словно был невидим для остального мира.
— Дорогой мой, — пробормотала мама, чуть приподнявшись на постели, когда Конор вошел в палату.
Он видел, с каким трудом ей это удалось.
— Я пойду, — заявила бабушка, встала со своего места и прошла к дверям, даже не взглянув на Конора.
— А я, спортсмен, пойду поищу, чем здесь можно перекусить, — сказал отец, так и оставшийся у двери. — Ты чего-нибудь хочешь?
— Хочу, чтобы ты перестал называть меня «спортсмен», — заявил Конор, не сводя глаз с матери. Она рассмеялась.
— Ну, я сейчас вернусь, — и отец вышел за дверь, оставив Конора один на один с матерью.
— Подойди, — попросила она, похлопав рукой по постели. Конор подошел и сел рядом, так чтобы не потревожить трубки, которые шли к ее руке, и те трубки, что подавали воздух в ее ноздри, или те трубки, которые, как он знал, были подведены к ее груди: по ним подавали ярко — оранжевую химическую смесь — главное лекарство.
— Как дела у моего Конора? — спросила мама, протянув тонкую руку, чтобы взъерошить ему волосы. Конор увидел желтое пятно вокруг того места, к которому присоединяли трубку, и маленькие пурпурные точки на внутренней стороне локтя.
Но мама улыбалась. Ей было тяжело, она была измучена, но улыбалась.
— Знаю, выгляжу так, что испугаться можно, — вздохнула она.
— Нет, что ты, — возразил Конор.
Она запустила пальцы ему в волосы.
— Думаю, эту ложь я тебе прощу.
— С тобой все в порядке? — спросил Конор, и хотя сейчас вопрос этот звучал нелепо, она поняла, что он хочет узнать.
— Ну, видишь ли, милый, — начала она. — Просто какие-то лекарства, которые они испытывали, не сработали так, как им хотелось. И они не сработали намного раньше, чем они рассчитывали. Если так можно выразиться.
Конор покачал головой
— Это не только в моём случае, — заверила мама. Конор увидел, что улыбка чуть скривилась, будто маме было трудно удержать её на лице. Потом мама глубоко вздохнула и тихонько шмыгнула носом, словно пытаясь удержаться от слез.
— Все происходит немножко быстрее, чем я рассчитывала, милый, — сказала она, и в этот раз голос ее звучал глухо, так что у Конора желудок скрутило. Неожиданно он обрадовался тому, что ничего не ел с самого завтрака.
— Но есть еще одна штука, которую они собираются попробовать; говорят, даёт хорошие результаты, — продолжала мама. Голос ее остался хриплым, но она снова улыбалась.
— А почему они не попробовали ее раньше? — спросил Конор.
— Помнишь, сколько курсов лечения я прошла? — спросила она. — Потеряла все волосы…
— Конечно.
— Только что-то не сработало так, как они хотели, — продолжала мама. — Такое всегда возможно, но они-то надеялись вообще этим не пользоваться, — она опустила взгляд. — И уж особенно так скоро.
— Ты хочешь сказать, что сейчас уже слишком поздно? — эти слова вырвались у него, прежде чем он успел понять, что говорит.
— Нет, Конор, — ответила она быстро, — Не думай так. Не слишком поздно. Лечиться никогда не поздно.
— Ты уверена?
Мама снова улыбнулась.
— Я верю в каждое слово, которое говорю, — сказала она, и голос ее немного окреп.
И тут Конор вспомнил слова чудовища: «Вера — часть исцеления».
Ему казалось, что он почти не дышит, но напряжение стало понемногу спадать, в желудке отпустило. Мама, видя, что Конор расслабился, погладила его руку.
— Вот что интересно, — снова заговорила она, и голос ее зазвучал чуть бодрее. — Помнишь дерево на холме за нашим домом?
Глаза Конора расширились.
— Так вот, хочешь верь, хочешь нет, но лекарство, которое я сейчас принимаю, делается из тиса, — продолжала мама.
* * *
— Из тиса? — тихо переспросил Конор.
— Да, — ответила ему мама. — Я читала об этом, когда всё только начиналось, — Она кашлянула в руку, раз, потом другой. — Я имею в виду, я надеялась, что болезнь не зайдет так далеко, но ведь правда же невероятно, что мы все время видели тис за окном, и тут выяснилось, что именно это дерево может меня вылечить.
Мысли Конора закрутились с такой скоростью, что он почувствовал головокружение.
— Растения поистине удивительны, разве нет? — продолжала мама. — Мы так много делаем, чтобы их извести, а они потом нас спасают.
— Так это лекарство спасет тебя? — спросил Конор. Больше он ничего сказать не мог.
Мама снова улыбнулась.
— Надеюсь, — сказала она. — Я в это верю.
Конор вышел в больничный коридор. Мысли его неслись по кругу. Лекарство из тиса. Исцеляющее лекарство. Лекарство вроде того, что Провизор отказался делать для пастора. Хотя, честно говоря, Конор до сих пор так и не понял, почему нужно было разрушить дом пастора.