— И родители тебе разрешают?

— Да, конечно. Мама говорит — дети задают слишком много вопросов, и только поисковик никогда не устает отвечать.

— Как интересно. — Люсинда перестроилась в другой ряд. — И что же ты можешь сказать о Райском Яблоке, дитя всемирной паутины?

— Ну, Райское Яблоко, — Геля сосредоточенно наморщила лоб, — это плод с дерева познания добра и зла. Запретный плод. Дальше рассказывать?

Фея кивнула.

— Только это не из Интернета, а из мультика, нам его давно еще показывали на уроке истории религии, — честно предупредила Геля. — Значит, жили-были в Раю Адам и Ева. Рай для них устроил Бог и все разрешал там делать, только нельзя было срывать эти самые райские яблоки. Но потом в Рай приполз Змей и задумал лишить Адама и Еву райской жизни просто так, от зависти, и он обманул Еву, уговорил ее все-таки сорвать плод. Ну, Ева сорвала и поделилась с Адамом. А потом Бог заглянул к ним узнать, как дела, ну, или я не знаю, зачем, и Адам и Ева спрятались, потому что знали — им здорово влетит. Но Бог сразу понял, что они натворили, заругался, тогда Адам с перепугу стал все валить на Еву, а она — на Змея. Только Бог все равно их выгнал из Рая. И теперь уже много веков люди думают, что это из-за Евы и ее глупого любопытства, хотя, если честно, Адам со Змеем тоже хороши — один врет, другой ябедничает, — Геля сбилась и с нарастающим изумлением уставилась на Люсинду. — Так это все правда было? Это не сказка? Райское Яблоко существует?

— Сказка, — мягко сказала Фея. — Но сказки и легенды — это зашифрованные послания прошлого будущему. Или, как пишут в учебниках, «коллективный опыт человечества, его представления о миропорядке, нравственности и красоте». И — да, Райское Яблоко существует.

— А… — Геля на минуту задумалась, — а вы что можете рассказать о Райском Яблоке?

— Я уж думала, ты не спросишь, — усмехнулась Фея. — Итак, сияние всепроникающей любви наполняло Эдемский Сад и делало Рай Раем. Источником этого сияния, как я уже сказала, было Райское Яблоко, растущее на Древе…

— Постойте, — воскликнула Геля, — но ведь в Библии говорится о Древе познания добра и зла. При чем тут любовь?

— Ты будешь слушать?

Геля кивнула, но в глазах ее светилось такое любопытство, что Люсинда сдалась:

— Ну хорошо, я объясню. Вопрос Добра и Зла — главный вопрос на свете. Для мужчин. Для женщин же — Любовь. Добро — штука хорошая, кто спорит, но есть вещи, которые не могут предназначаться для всех и быть поровну на всех поделенными. Например, разве ты хочешь, чтобы Виталик Сухарев любил тебя так же, как остальных девочек в классе?

Геля молча покачала головой, подумав, что для начала ей бы хотелось, чтобы Виталик Сухарев полюбил ее хоть как-нибудь.

— Это мужчины полагают, что главное на свете — Справедливость. И пусть полагают, пусть ради этого стараются, это их долг и предназначение. Но только мы, женщины, способны понять, что главное — Любовь. Никакая справедливость ее не заменит. Справедливый мир, в котором не правит Любовь, это ужасно. Никогда тот, кого любишь, не будет для тебя одним из миллиона. И никогда ты не захочешь, чтобы тот, кто тебя любит, относился к тебе по справедливости. Любовь выше справедливости и всего на свете. Мы, женщины, знаем это по праву рождения. — Люсинда вынуждена была прерваться, потому что разом загудели все машины (они уже минут пятнадцать торчали в пробке на Садовом).

Люсинда досадливо поморщилась, пережидая, а Геля подумала, что получилось даже торжественно.

— Знала это и самая первая из женщин, Ева, — продолжала Фея, когда шум утих. — Но если главная наша сила — Любовь, то главная слабость — жгучее любопытство. Вот и Ева, не совладав с любопытством, сорвала Яблоко, и оно пустилось в странствия по свету. Началась земная жизнь, где доброе и злое, жизнь и смерть, радость и страдание переплетены в клубок, распутать который невозможно. Там, где оказывалось Райское Яблоко, царили свет, тепло, радость. Когда оно исчезало, воцарялись мрак, холод и ужас. Мир тоже похож на яблоко, но он огромен, а Райское Яблоко очень маленькое, оно не может быть повсюду. Кроме того, Райское Яблоко таит в себе страшную опасность. Поскольку оно такое красивое и похоже на самый прекрасный в мире алмаз, им хотят завладеть многие, ни перед чем не останавливаясь. Его вечно кто-то хочет распилить на кусочки, или огранить, или вставить в оправу. Эти попытки наносят Яблоку рану, ему больно. А когда Райскому Яблоку больно, Любовь превращается в свою противоположность…

— Ненависть? — ахнула Геля.

— Да. Шестьдесят четыре карата концентрированной ненависти — страшная разрушительная сила. Всякий раз, когда кто-нибудь покушается на цельность Яблока, в мире происходит катастрофа. Ведь войны случаются из-за того, что место, которое должна занимать любовь, занимает ненависть.

Они с Феей немножко помолчали, потому что было грустно — словно холодная тень всеобщей ненависти могла дотянуться и до маленького красного автомобильчика.

Наконец Геля сказала:

— Теперь мне понятно. Про сны, которые вы… гхм… насылали. Только…

Фея вопросительно подняла бровь.

— Мне снились три сна: один — про Райский Сад, другой — как раз про войны и катастрофы. Но был еще и третий. Про какого-то человека, который рыл яму на холме. В пустыне. Скажите, — Геля помедлила, — кто этот человек?

Глава 7

— Тео Крестоносец, — ответила Люсинда.

— Тео де Дорн! Пятый сын Арнульфа Дорна; отправляясь в крестовый поход, получил от отца кинжал. Сражался пехотинцем вместе со старшими братьями Петером и Клаусом в войске Гуго Вермандуа. Был посвящен в рыцари лотарингским герцогом Годфруа за бой близ Дорилеи… — девочка осеклась под насмешливым взглядом Феи.

— Это все тоже из Интернета?

— Да, — обреченно кивнула Геля, — статья из Википедии «Фандорины». Ее папа написал… У папы хобби: изучать историю рода Дорнов. Он нам в детстве часто эту историю рассказывал вместо сказок, — и грустно добавила: — Я почти всех известных Дорнов — Фандориных наизусть помню, могу нормального человека до смерти уморить… Извините.

— Ничего, так даже лучше, — Люсинда вывернула руль и сделала неприличный жест в сторону толстого дядьки на «лексусе», который пытался их подрезать, — не придется много объяснять.

— Как это «не придется»? — возмутилась Геля. — Я не понимаю, при чем тут Тео Крестоносец?!

— А ты подумай.

Геля стала вспоминать сон — пустыня, город (теперь понятно, что это Иерусалим), холм, синеглазый дядька в яме — и почти сразу догадалась: