Орина дома и в Потусторонье | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ну хорошо! Будем считать, что в целости и сохранности книжка, — и Афина Ивановна, найдя формуляр Широбокова Диомеда, вычеркнула запись. Они медлили, и библиотекарь, оторвавшись от журнала «Человек и закон», в который уставилась, спросила:

— Что-нибудь еще?

— Ay вас нет ли… каких-нибудь карт? — неуверенно спросил Павлик Краснов. — Нам бы только взглянуть…

— Какие карты вам нужны? Географические?

— Мы и сами не знаем, — пожала плечами Орина и брякнула: — Нам карта личности нужна!

Библиотекарша пожала плечами: дескать, не знаю такой, дескать, про роль личности в истории я слыхала, про культ личности — все слыхали, а вот про карту личности — не знаю… Хотите-де пойдите в подсобку, там полно всяких наглядных пособий, может, чего и углядите.

— Есть там и карты, — продолжала Афина Ивановна, — разные: и географические и исторические! Только смотрите аккуратно: ничего не роняйте и все возвращайте на свои места!

Ребята с готовностью покивали, и Орина повела Павлика в подсобку — она помнила, что комнатенка находится рядом с кабинетом немецкого языка.

Павлик Краснов снял со стены подвешенную кипу карт: поверх всех та, где два шара неравномерно расчерчены на окрашенные в разные цвета страны. Перебирая листы, он бормотал:

— Политическая карта мира — не годится, физическая карта мира, так… карта часовых поясов, а вот карта звездного неба — тоже наверняка не то… Карта почв, ландшафтная карта, карта рельефа, карта растений… Все не то, не то и не то…

В это время Орина, сев за поломанную парту спиной к нему, глядясь в зеркальце, которое подарил ей Череп, второпях меняла свою внешность. Задрав подбородок и вытаращив глаза, измазала ресницы черной щеткой, вроде карликовой зубной, выпятив губы, намазала их коралловой помадой и облизала, принялась покрывать ногти вонючим лаком под цвет зари… А Павлик Краснов отыскал за шкафом карты размером поменьше — по истории, это были карты великих сражений, начиная с Пунических войн и заканчивая Отечественной войной 1941–1945 годов, с широкими овальными стрелками разных цветов, которые указывали направления главных ударов, наступления с флангов, кольца окружений и т. п., но все они к Орине не имели, казалось, никакого отношения.

Только успела она покрасить ноготь на большом пальце неудобной правой руки, как вдруг увидела в окошко, что в ворота школьного двора въезжает мотоцикл с коляской. Орина насторожилась. Мотоциклист, сняв ногу с педали, соскочил на землю, стащил шлем с головы — и оказалось, что это… Милиционер из Пурги, тот самый, что поручил им расследовать убийство Орины Котовой! Крошечка указала Павлику на Милиционера: дескать, а вдруг да он чего подскажет — насчет карты личности… И еще Милиционер обещал награду, если они раскроют убийство и уложатся в три дня, а они раскрыли — и уложились с лихвой! Пускай теперь держит слово!

Павлик Краснов кивнул, и они, оставив — он карты боев, она покраску ногтей — выскочили в коридор. Но тут прозвенел звонок — и из всех распахнувшихся дверей, одновременно ударивших ручками в штукатурку, хлынули… школьники?! Орина и Павлик, невольно вскрикнув, остановились. Ученики оказались до того малы ростом, что, вздумай кто-нибудь окликнуть сейчас Орину домашним именем Крошечка, такого человека просто подняли бы на смех! Самые большие ребятишки, правда, достигли роста обычных первачков, но остальные… Это были, в основном, младенцы до года, правда, попадались и ребятки постарше: между годом и семью. Причем и месячные крохи вполне сносно бегали, и вообще — вели себя так, как от роду положено всякому порядочному школьнику, вылетевшему с урока на переменку, то есть орали, ставили товарищам подножки, гонялись друг за другом, устраивали игру в чехарду и прочая, и прочая.

Но тут, приглядевшись, Орина увидела нечто такое, от чего накрашенные ее ресницы дотянулись до бровей… У самых стен коридора, видать, опасаясь, чтобы их не задавили ребята постарше, катились какие-то Покати-горошки, имевшие едва уловимый переход от туловища к голове — ни рук, ни ног у этих горошков не имелось. Были тут и ребятишки побольше ноготка: мальчики-с-указательный-пальчик и девочки-с-мизинчик, эти по строению тела напоминали снеговиков — те же округлые наросты на месте рук и ног. Но дети чуть повыше пальца уже полностью были похожи на людей — за исключением шуточных размеров. Они бежали, перепрыгивая через неуклюже передвигавшихся младших собратьев. Ну а те детишки, что имели рост с локоток первоклассника, с полным правом бежали среди прочих школяров.

Вся малышня, независимо от величины, была одета как полагается ученикам: девочки — в коричневые платьица с пришивными белыми воротничками и белые фартучки (видать, был какой-то праздник), мальчики — в мышиного цвета ворсистые костюмчики, под которыми белели строгие рубашки, правда, у многих полы рубашнёшек уже выбились из брюк и болтались на манер фалд. У самых маленьких на левой стороне груди горели крохотные октябрятские звездочки, у тех, кто постарше, были повязаны на шее шелковые красные галстуки. Правда, обувь у многих из тех, кто имел ноги, была странная: пинетки. Иногда с помпончиками.

Завидев Орину с Павликом, которые, точно две береговые скалы возвышались в коридоре, заполнявшемся темными, в белой и красной пене, волнами, — передовые школьники с воплем «Мама, папа!» кинулись к ним. А остальные с визгом последовали за пионерами. И на лицах детишек было написано до того странное выражение, что девушка с юношей, развернувшись, кинулись к спасительным дверям библиотеки, в которые упирался коридор. Двойные двери распахнулись — из них вышла Афина Ивановна и одним поднятием руки остановила волну наступления.

— Ребята, ребята! — строго сказала библиотекарша. — Это вовсе не мама и папа… Это такие же дети, как вы… Они только с виду… взрослые… Они, как бы это сказать, акселераты, вот! Но в отличие от вас, ребята, эти двое в школу ни одного дня не ходили, так что вы все куда умнее этих дылд…

Орине с Павликом она с укоризной шепнула:

— Те, кто к нам попадают, уже не растут… Совсем. Не то что некоторые…

— Тетенька, достань вор-робушка! — задорно крикнула одна из девочек, росточком будучи Орине по колено.

А какой-то отважный Покати-горошек, прокатившись среди множества ног, выскочил к самой суконной боте Орины и что-то запищал… Она присела и протянула ладонь, на которую Покати-горошек тотчас закатился, и когда девушка осторожно поднесла его к уху, то услыхала:

— Сколько будет, если к одной маме и одному папе прибавить одного ребеночка, а после столько же отнять?

— Горохов! Тебя еще не хватало! — прикрикнула Афина Ивановна, тоже придвинувшая ухо к ладони Орины. — Оставьте гостей в покое! Они еще малы отвечать на такие сложные вопросы… Ну а тебя, Каллиста, это больше всех касается! — обратилась она к задорной девчушке. — Гляди: вон пришли по твою душу!

Школьники разом обернулись: с того конца коридора на цыпочках — видать, боясь нечаянно раздавить своими сапожищами кого-нибудь из ученической мелкоты, — шагал Милиционер.

Зазвенел звонок, и школьники побежали и покатились по классам. Библиотекарша задержала метнувшуюся в сторону погрустневшую Каллисту: дескать, а ты куда?! Ты, моя дорогая, останься!