— Присаживайтесь, — коротко сказал Управляющий и, сняв шляпу, — обнажился лысый шишковатый череп, — бросил ее на один из телефонов.
Орина с Павликом Красновым уселись друг против друга за длинную часть «Т», она поставила локоть на стол и поллица прикрыла кулаком. Управляющий опустился в кресло, Орина успела заметить, что обивка кресла — из парчи, затканной розами, довольно сильно потертой, хуже того — рваной, с выбившимися золотыми нитками, и резные подлокотники — в осыпавшейся позолоте. Проследив за Орининым взглядом, Управляющий мрачно произнес:
— Не обращайте внимания… Хлам… Секретарь добыл, небось на помойке… Ничего нельзя поручить! Сказано было: массивное директорское кресло — и вот пожалуйста… Не удивлюсь, если это кресло мадам Помпадур… или кого-нибудь вроде нее. Итак… о чем бишь я? Да, мадам, прошу меня простить, но я вынужден…
Тут Управляющий заводом повернулся к Павлику и заговорил вдруг… на чистейшем французском языке! У Орины отвисла челюсть — потому что сын матершинницы Пандоры, кажется, прекрасно понимал его!.. А когда Павлик стал с французским прононсом — при его-то носе картошкой — отвечать, она, забыв, что надо прикрывать свое постаревшее лицо, состроила рожу: дескать, ну и ну, вот так Павлик Краснов, глядите, какие мы умные, кто бы мог подумать, — при этом голова у ней шла кругом! И еще ей очень хотелось узнать, о чем говорят мужчины, но она, в отличие от Павлика, ни словечка не понимала, удалось только выцепить имена — но вокруг них клубилась непроходимая чаща загадочных французских слов.
Управляющий говорил ему:
— Итак, кто ты — назови себя…
— Я — Павел Краснов, мне семь лет, и я…
— Погоди, — перебил его Управляющий. — Тебе не семь лет, а гораздо-гораздо больше! И я знаю, кто ты, лучше тебя самого. Так что можешь не морочить мне голову своим псевдонимом. Никакой ты не Павел Краснов… ты — Сана!
И Сана — припоминая свой путь в этом чужом теле, — вихрем промчался сквозь все, что он тут испытал: до первого начального, донатального ощущения там, в Пургинской детской больнице, когда какая-то сила, которой он не мог противостоять, занесла его в правое ухо Крошечки, проволокла по всем закоулкам сознания и подсознания — и вытолкнула в левое ухо, откуда он никогда до тех пор не высовывался… Он вылетел смерчем и, против своей воли, живчем вошел в бесхозное тело мальчика, лежащее на соседней койке. Он воскресил его собой, своим живящим присутствием. Последствий деяния он предвидеть не мог. Это было ужасное человечье тело, которое приняло его и которое принял он — со всем его несовершенством. Это уж вам не фарфоровая Купальщица — с единственной ни к чему не пригодной дыркой в пятке… Одних отверстий в этом теле имелось семь, и каждое нужно было освоить. Он должен был сразу научиться и ходить, и говорить, и делать все возможное руками, и одновременно думать… Это оказалось совсем не просто, но он научился всему, он даже привык к этому телу, пускай не сразу…
— Ты почти стал человеком! — воскликнул Управляющий, следя за его лицом и, видимо, читая его, как ежедневную газету. — Но ты не человек, Сана…
— Кто же я? — спросил он с замиранием сердца — ведь у него теперь было сердце!
— Ты — фильгий! Тот, кто следует за человеком след в след, следит за ним всю жизнь… Ты к ней, — Управляющий заводом кивнул на Орину, которая силилась хоть что-то понять из его речей, — приставлен. Проще говоря, ты — ее шпик. И, как говорится, только смерть разлучит вас. Вы будете счастливы — или несчастны, все зависит от взгляда на то, что произойдет, — и умрете в один день. Правда, ты умрешь на пару минут раньше, и перед смертью она наконец узрит тебя… и твою погибель. До тех пор ей будет невдомек, что ты есть… что ты был у нее.
Но! — Управляющий побарабанил пальцами по столу, на мизинце левой руки сверкнул перстень-печатка с рубиновой пятиконечной звездой. — Это первый жизненный путь. У тебя появился второй… Ты можешь остаться человеком: ты овладел этим телом, оно твое. Тогда ты наконец отделаешься от нее, правда не совсем… Тебе уже не нужно будет следить за каждым ее шагом. Ты просто забудешь про нее и про то, что был фильгием, и, конечно, про наш разговор… Ты будешь обыкновенным человеком, понимаешь? Самым обычным человеком. Необычным будет одно: ваша смертельная зависимость друг от друга. Вот она — сохранится. Когда женщина выйдет замуж — и ты женишься, когда она куда-то отправится, охота к перемене мест овладеет и тобой. Она заболеет — и ты будешь болен. Скорее всего… расставшись в детстве, во взрослой жизни вы уже не встретитесь, но умрете вы в один день, гибель одного — даже случайная — тотчас спровоцирует смерть другого.
Вот такие у тебя перспективы, Сана, — сказал Управляющий заводом, вставая и надевая шляпу. — Выбор за тобой: бесплотный зависимый дух или независимая плоть. Но все это, — добавил он, — разумеется, в том случае, если вам удастся выкарабкаться…
Орина же, осознав, что все равно ничего не поймет в потоке иностранной речи, текущей мимо нее, поглядела в окно: там виднелся угол серой кирпичной стены, потом принялась разглядывать карту Управляющего. Вначале ей показалось, что это обычная политическая карта, но, приглядевшись, она поняла, что с миром что-то стряслось, а главное — непредвиденное случилось с Советским Союзом… Россия осталась одна, а каждая из республик — сама по себе. Пограничные полосы на карте состояли из красных флажков, и эти флажки перед их приходом Управляющий заводом, знать, передвигал на свой лад.
И тут в форточку с размаху влетела белая птица в черном кушаке, запуталась в складках шторы, заполошно гоготнула, вывернулась из плюшевой ловушки, сделав в воздухе круг, уронила перо — и вылетела обратно.
— Ирига! — воскликнула Орина.
— Ирида, — машинально поправил ее Управляющий и, обращаясь к Сане, кивнул на перо: — А послание, как я понимаю, тебе… — и опустился обратно в кресло.
Перо, покружившись, упало на стол перед Саной и оказалось сложенным белым листочком. Он развернул его и стал читать. Орина, попытавшись заглянуть, увидела, что письмо напечатано на машинке, слава богу по-русски; но только она успела прочесть «Выписка из приказа» и первые слова «Настоящим уведомляю…», как Сана, видать, уже прочитав все до конца, протянул письмо Управляющему: дескать, ознакомьтесь. Тот взглянул и, усмехнувшись, воскликнул:
— Что ж… вот все и разрешилось! Поздравляю! Там… разобрались, и тебя восстановили в твоей… прежней должности. Выходит, с завтрашнего дня ты можешь приступить к исполнению своих прямых обязанностей?.. Я очень рад за тебя… Конечно, за столь малую провинность — и такое несоразмерное наказание… Это… это просто ни в какие ворота… Что ж, не буду задерживать — ты свободен… Блестящие перспективы…
Но Сана сидел с опущенной головой. Он произнес:
— Просто… теперь их не два, а три…
— Чего три? — как бы не понял Управляющий, изогнув бровь.
— Три… пути. И я… пока что не выбрал…
— О-о, да ты бунтарь! — злорадно воскликнул Управляющий заводом. — Я бы на твоем месте не раздумывал! Правда, я уже никогда на твоем месте не буду…