– Оставь нас на минутку, Иванов, – приказала женщина.
И решительный, уверенный в себе провожатый Давыдова вдруг отступил за какой-то роскошный вечнозеленый куст. Словно бы исчез.
Николай пригляделся к незнакомке внимательнее. Женщина была молода. Лет двадцати пяти, не больше. Восточные одежды, пожалуй, являлись на деле экстравагантным шелковым костюмом, стоившим не одну сотню рублей. Наверняка работа какого-то знаменитого кутюрье. Во всяком случае, ничего подобного Давыдов прежде не видел.
Судя по тому, с какой покорностью отступил Иванов (кем бы он ни был), женщина исполняла роль хозяйки дома. Жена хозяина? Дочь? Любовница?
– Молчишь? – улыбнулась между тем девушка. – Ты, я слышала, память после аварии потерял. Меня-то помнишь? Запираться было бессмысленно.
– Нет, – честно признался Давыдов.
– Да ну? – наигранно удивилась девушка. – Меня, между прочим, зовут Ирина.
– Очень приятно, – склонился в полупоклоне Николай. – Родственница Бориса Михайловича? Девушка звонко расхохоталась:
– Можно сказать, и родственница. Если понимать в библейском смысле – одна плоть.
Давыдов глотнул воздуха. Казалось бы, он не услышал ничего неприличного. Наоборот, девушка иносказательно объяснила, что приходится Слуцкому женой – интересно, законной или гражданской? Но то, как она сказала «одна плоть», то, как сверкнули при этом ее глаза… Воображение Давыдова мгновенно нарисовало такие откровенные и соблазнительные картины, что он взглянул на Ирину по-другому. До сих пор защитный инстинкт, столь уместный для любого биологического существа в незнакомом месте, властно вытеснял все сексуальные проявления. Сейчас, как ни глупо, Николай почувствовал к девушке настоящее влечение. Это совершенно недопустимое чувство возобладало над прочими.
Только усилием воли Давыдов заставил себя принять равнодушный вид. Нет, он, конечно, не бросился бы на эту девушку, не выдал себя ни единым словом. Но в такой щекотливой ситуации иногда достаточно даже неуместной улыбки или затуманенного взора.
– Ты по делу к Борису или так, водки попить? – поинтересовалась Ирина, пристально глядя в лицо Давыдова.
– По делу. Нам нужно обсудить некоторые важные проблемы.
– А меня не пригласите?
– Это решать твоему мужу. Он здесь хозяин.
– Вот как? – усмехнулась Ирина. – Раньше ты, помнится, не слишком-то признавал чье-то право быть хозяином. Даже в своем доме.
Давыдов промолчал. Что он мог сказать, когда не знал, о чем речь?
– Что ж, иди. – Девушка вдруг ласково взяла его под руку, слегка прикоснувшись грудью.
Ее прикосновение обожгло Николая, у него слегка закружилась голова.
– Надеюсь, мы еще увидимся, – шепнула Ирина на ухо Давыдову, обдав его тонким ароматом духов, который показался Николаю знакомым.
И вот словно бы и не было в зимнем саду подруги Слуцкого. А из-за куста вновь появился Иванов. Он молча пошел вперед, а Николай двинулся следом за ним.
Зимний сад находился в непосредственной близости от домашнего кабинета депутата Слуцкого. Пожалуй, если бы Николай и Ирина разговаривали громко, а тяжелая дубовая дверь кабинета была бы приоткрыта, хозяин мог их услышать.
Борис Михайлович поднялся навстречу Давыдову – картина оказалась впечатляющей. Весил депутат килограммов под двести. Ну, сто пятьдесят в нем точно имелось. Высокий, мощный. Впрочем, уже не столько мощный, сколько разъевшийся. Самой объемной частью депутата Слуцкого было то место, где у худых людей находится талия. Волосы – седые, коротко стриженные, с небольшой проплешиной. Одет был депутат в свободную даже для него светлую рубашку с коротким рукавом и широченные черные брюки. На шее – золотая цепь, не короткая, для показа, а длинная, уходящая на грудь. Под легкой рубахой можно было угадать массивный золотой крест.
– Здравствуйте, многоуважаемый господин Давыдов.
Ярко выраженный южный говорок с глухим «х» вместо звонкого «г» резанул ухо. Николай и сам вырос на юге и обычно не обращал на такую манеру речи внимания, но Слуцкий говорил словно бы с акцентом.
– Здравствуйте, Борис Михайлович, – произнес Николай, глядя прямо в глаза предполагаемому мафиози. Боковым зрением математик, впрочем, изучал кабинет.
В обстановке, сделанной, очевидно, по желанию хозяина, смешение стилей достигло апогея. На рабочем столе – бумаги, коричневая керамическая пепельница и хрустальный графин с водой. За спиной Слуцкого, на красном ковре с черным рисунком, висели две скрещенные казачьи сабли прошлого, а то и позапрошлого века, сбоку от них – современное ружье. Угол неподалеку от стола занимал холодильник приличных размеров. Этот холодильник поразил Давыдова больше всего. Хозяину важно, чтобы еда всегда была под рукой? Или он не считает нужным беспокоить обслуживающий персонал, когда ему захочется выпить стакан холодной воды?
Напротив стола помещался огромный телевизор, в рабочем кабинете как-то даже не уместный. На нем стояла легкомысленная вазочка цветного стекла. В высоком шкафу по правую руку от хозяина – книги, газеты, посуда и безделушки.
– Вот, стало быть, и свиделись, – констатировал Слуцкий, видя, что Давыдов не очень-то спешит начинать разговор. – Присаживайся, Николай.
Молодого человека нисколько не смутило, что Слуцкий перешел на «ты». Как-никак он был раза в два старше Николая. А в том, чтобы обращаться к Слуцкому на «вы», у Николая сомнений не возникло. Даже если прежний Давыдов был с Борисом Михайловичем на короткой ноге, вряд ли бы он стал тыкать пожилому человеку.
– Спасибо, Борис Михайлович, – Николай устроился в массивном кожаном кресле. – Непросто было до вас добраться.
– Знаю, знаю, – кивнул хозяин. – И о других проблемах твоих слышал. Взялись за тебя серьезно. С чего бы? Я по своим каналам тему пробил – никто из братвы на заказ не подписывался. Государевым конторам вроде бы причин тянуть на тебя нет. Кто в своем уме будет покушаться на депутата Думского Собрания? Появится даже намек на это – много звезд с погон полетит… И здесь, и в Москве. Стало быть, Николай, это твое частное дело.
– Да я уже понял, – схитрил Давыдов. Иногда следует показать себя более осведомленным, особенно в такой скользкой ситуации. – Есть у меня подозрение, что среди своих крыса завелась.
Слуцкий быстро оглядел Давыдова. Не иначе, ему понравилась фразочка насчет крысы. Прежний Николай, может быть, и не был знаком с блатным жаргоном. Не до того. Да и нынешний не являлся специалистом – так, нахватался кое-чего из фильмов. В том мире, откуда он был родом, блатная романтика прямо-таки пропагандировалась. Ну а употребил «блатное» выражение Николай специально. Каждому ведь приятно, когда говорят на его родном языке…
– И я так смекаю, – довольно осклабился Борис Михайлович. – Кто-то подсидеть тебя решил. А когда не вышло – попытались замочить.
– И замочили, – скаламбурил Давыдов. – В реке я искупался.