– Сергей Лунин? – поинтересовался священник после небольшой паузы.
– Именно. Чему обязан?
– Извините… Никак не думал, что вы – из наших прихожан… О вас рассказывали, как о каком-то свирепом язычнике из дальних краев…
С трудом удержавшись от того, чтобы не расхохотаться, я ответил:
– Я не очень свиреп и в общем-то не язычник, хотя многие принимают меня за такового. Но и к вашим прихожанам, если понимать под этим словом обитателей вашего прихода или выходцев из него, я не принадлежу…
– Прихода… – тихо вздохнул священник. – Какое прекрасное древнее слово!
Я склонил голову. Неужели приходов больше нет? Словно отвечая на мой вопрос, батюшка начал рассказывать:
– Церкви у нас теперь находятся в округах. Один округ – одна церковь. Так удобнее и лучше. Но я читал о приходах… Откуда же вы, если не из Славной империи? Ваши родители или предки – беженцы?
– Я сам – беженец, – уклончиво ответил я. – А как зовут вас, святой отец? И чему я обязан вашим посещением? Священник приподнялся и представился:
– Отец Филарет. Настоятель храма святого Власия, почитаемого даже язычниками. Послан с миссией в Бештаун. Имею грамоту самого отца Кондрата, митрополита Славного государства.
– Наслышан о вашем благодатном крае. В море по-прежнему купаются? Сейчас оно. наверное, стало очень чистым…
– Если бы не пираты, все было бы отлично, – вздохнул отец Филарет. – Урожаи высоки, климат благодатный. Только язычники донимают… Кстати, у вас, говорят, тоже пригрелся язычник, причем из дальних краев?
– Да. – Я решил не перечить.
Мои язычники – это мое личное дело. И при всем уважении к отцу Филарету и самому митрополиту Кондрату я сам могу решить, с кем мне иметь дело.
– Не согласились бы вы прогуляться со мной по лесу, дабы поговорить о делах весьма важных? – вкрадчивым голосом спросил священник.
– Отчего бы и нет? Пойдемте…
Было ясно, что отец Филарет явился ко мне не просто так. Я был заинтересован в помощи и информации со стороны Славного государства. Конечно, они тоже от меня что-то хотели. На ловца и зверь бежит. Резидент разведки Кондрата, или его посол – кем там был этот священник, – явился ко мне лично. Большая удача! Жаль, конечно, что велосипедная прогулка сорвалась. Но дело того стоило.
Оставив священника в гостиной, я быстро сменил домашнюю одежду на прочные джинсовые брюки и легкую рубашку. К ремню я пристегнул меч. Священник не был вооружен, не считая его легкой палки. Тем более представлялось разумным позаботиться о нашей безопасности.
Если в Баксанском ущелье, ближе к горам, еще было прохладно, то в Бештауне царила поздняя южная весна. Только по ночам немного холодало, а днем стояла жара. Выйдя из дому и оказавшись под сенью каштанов, клейкие листья которых, казалось, росли на глазах, мы с отцом Филаретом, не сговариваясь, повернули в сторону Провала. Другая дорога вела в город, но на многолюдной улице нам могли помешать разговаривать по душам.
Пешеходная дорожка уходила в гору. Мы миновали нескольких гвардейцев, купавшихся в ручье, бегущем из Провала. Крики и хохот сотрясали воздух. Но дальше лес становился гуще и безлюднее, на дороге уже почти никто не встречался.
На холме стояли развалины какого-то древнего сооружения. Кажется, раньше здесь тоже был санаторий. Но водопровод не поднимал воду на такую высоту, и многоэтажный дом забросили, а может быть, растащили на стройматериалы сразу после Катаклизма.
– И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы, – заговорил вдруг отец Филарет, постукивая посохом по каменистой тропе.
– Откровения Иоанна Богослова? – уточнил я. – И под саранчой вы понимаете воинство Лузгаша? Или то, что случилось восемьсот лет назад?
– Под саранчой я понимаю злокозненных тварей, – пристально взглянув на меня, ответил священник. – Нынешнее время наполнено зловещими событиями и предзнаменованиями. Вы ничего об этом не слышали?
– Нет. Последние несколько дней я не слежу за событиями.
– Прискорбно, – нахмурился священник. – Может быть, вы не совсем тот, с кем мы хотели бы установить контакт?
– Может быть. – Я пожал плечами. – А за кого, собственно, вы меня принимаете?
– За посланца, – ответил Филарет. – Вот только чьего? Посланного спасти или посланного прельстить?
– Основной апокалипсический вопрос, – улыбнулся я. – Думаю, все не настолько судьбоносно.
Священник темнил, и я не совсем понимал его высказываний, но не подавал вида. Молчи – и сойдешь за знающего. Но некоторые разъяснения дать все же было необходимо.
– Во-первых, меня никто не посылал. Я сам по себе и представляю прежде всего свои интересы. Во-вторых, один человек не может кардинально изменить судьбу мира. Разве не так?
– Вы так полагаете? – сурово воззрился на меня Филарет. – А как же великие преступники прошлого? Те, кто развязывали войны и уничтожали народы? Пророки, а также лжепророки?
– В мои планы не входит развязывать войну или пророчествовать, – по возможности мягко ответил я. – Напротив, все мои желания направлены на то, чтобы жизнь здесь текла так, как должна течь.
Дорога плавно огибала Машук. Мы шли по чистому лесу, лишь в некоторых местах носившему следы вырубки на дрова. Священник замолчал, а я с интересом поглядывал по сторонам. Давно не был по эту сторону горы.
От Кавказского хребта быстро надвигались тучи. В какой-то момент они поглотили солнце, которое стало багровым. Лес помрачнел. Похоже, собирался затяжной дождь.
– И солнце сделалось мрачным, как власяница, и луна, как кровь… – продекламировал отец Филарет. Я немного удивился:
– Вы действительно верите в апокалипсические предзнаменования? После всего того, что произошло на Земле?
– Как можно не верить Иоанну? – удивился Филарет. —
(Иоанн Богослов – один из двенадцати апостолов, любимый ученик Христа, автор знаменитого «Откровения», явившегося ему на острове Патмос, или «Апокалипсиса».)
Возможно, несколько ангелов уже вострубили и печати сорваны. Отцы церкви расходятся во мнениях на сей счет. Я сам полагаю, что снята уже шестая печать, ибо «небо скрылось, свившись, как свиток, и всякая гора и остров двинулись с мест своих». Уверен же я в том, что все, написанное в священных книгах, исполнилось или исполнится.
– Но ведь Иоанн говорил: время близко, – попытался возразить я, не слишком надеясь на успех. – С тех пор прошло почти три тысячи лет. Мироздание обрушилось, но антихрист еще не явился…
– Близко – понятие растяжимое, – вздохнул Филарет. – Что тысяча лет для нас – мгновение для Бога, день для его апостолов. Конец близок. Но доживем ли мы до него? Доживут ли наши внуки? Человеку свойственно ставить во главу угла себя. Но на самом деле там стоит вовсе не он.