— Матушка, матушка! — воскликнул принц. — Бедная матушка! — и поцеловал её в высохшие губы.

Она вздрогнула, и что за глаза на него посмотрели! Но он не заметил их взгляда, потому что ночь была тёмной, а ему приходилось пробираться сквозь заросли и деревья к дому.

Принц дошёл уже почти до самых дверей и с удивлением обнаружил, что он устал куда больше, чем мог себе представить — ведь он нёс всего лишь дряхлую старушку — и тут она зашевелилась у него на руках настолько беспокойно, что, не в силах сделать больше ни шагу, он решил опустить её на траву. Но она встала на ноги. Капюшон упал с её головы, и по плечам рассыпались волосы. Первый луч восходящего солнца озарил её лицо: оно сияло как вечно юный Рассвет, а глаза отливали яркой небесной синевой. Принц в изумлении отпрянул. Он принёс из леса саму принцессу Зарю! Юноша упал к её ногам, не смея поднять глаз, пока она не положила руку ему на голову. Тогда он встал.

— Ты поцеловал меня, когда я была старухой. Настал мой черёд — я целую тебя, став юной принцессой, — прошептала принцесса Заря. — Это встаёт солнце?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Рубин

ети остались в восторге от сказки и начали оживлённо её обсуждать. Мистер Реймонд пообещал поискать в памяти ещё одну, а когда найдёт, обязательно прийти и рассказать. Алмаз попрощался с Нэнни, пообещав вскоре снова навестить её, и ушёл вместе с ним.

Мистер Реймонд уже давно размышлял, как бы помочь Алмазу и Нэнни. Он успел немного познакомиться с отцом мальчика, и тот очень ему понравился. Но прежде чем сделать для них что-то, по-настоящему стоящее, джентльмен решил их испытать. И вот, возвращаясь вместе с Алмазом из больницы, он начал разговор:

— Алмаз, скоро Нэнни придётся покинуть больницу.

— Вот здорово, сэр!

— Отчего же? Разве ей там плохо?

— Нет, там очень хорошо. Только лучше быть здоровым и чем-то заниматься, понимаете? Даже если это не так-то легко.

— Нэнни нужно было бы остаться в больнице, пока она до конца не окрепнет, а доктора не могут держать её очень долго. Слишком много больных детишек, которым нужна их помощь. Что станет с Нэнни, когда её отпустят?

— Я сам всё время об этом думаю, сэр, но так ничего и не придумал. Улицу её давно уже заняли, и я совсем не хочу, чтобы Нэнни за неё дралась, особенно с мальчишкой, который сейчас там подметает. Он калека, сэр.

— Она теперь не похожа на драчунью, ты заметил, Алмаз?

— Совсем не похожа, сэр. Она похожа на ангела. Ангелы не дерутся, правда, сэр?

— По крайней мере, не за себя, — согласился мистер Реймонд.

— И ещё, — добавил Алмаз, — это место не её, как и не того мальчишки, что там теперь метёт. Ей ведь никто его не давал, она сама заняла. А теперь оно перешло к другому.

— Если она пойдёт мести улицы после такой тяжёлой болезни, то опять сляжет в первый же дождливый день, — сказал мистер Реймонд.

— А в другие дни там денег не заработать, — задумчиво произнёс Алмаз. — Сэр, а она умеет делать что-нибудь ещё?

— Боюсь, что нет. Но она могла бы поучиться.

— Может, кто-то научит её чему-нибудь?

— А ты разве не можешь научить её, Алмаз?

— Я сам ничего не умею, сэр. Я мог бы её научить одевать малышей, но кто же станет платить за такие простые вещи? Кебом ей тоже вряд ли стоит управлять, ей негде взять свой. Других пап и старых Алмазов на свете нет. Во всяком случае, вряд ли бедняжка Нэнни найдёт их.

— А если научить её быть опрятной и приветливой, вежливо разговаривать…

— Это может сделать моя мама… — перебил Алмаз.

— Одевать малышей, кормить их, следить за ними, — продолжал мистер Реймонд, — тогда она могла бы получить место няни, понимаешь? За это люди неплохо платят.

— Я попрошу маму, она научит, — сказал Алмаз.

— Но тогда вам придётся её кормить. А твой отец сам ещё не до конца оправился от своей болезни, ему и без того забот хватает.

— Так ведь есть ещё я, — возразил Алмаз. — Я буду ему помогать. Он устанет управлять кебом — я заберусь на козлы. Старому Алмазу оно без разницы. То есть я, конечно, не так хорошо управляю кебом, как папа, нет, но работу свою Алмаз делает исправно. Надо, так надо, сэр. Такой уж он у нас хороший конь, правда?

— С твоих слов я готов согласиться, хотя сам с ним и не знаком.

— Как вы думаете, сэр, он попадёт на небеса?

— Не могу тебе сказать, — ответил мистер Реймонд. — Но, признаюсь, я был бы этому рад, — прибавил он, задумчиво улыбаясь.

«Уверен, что уж в Страну Северного Ветра он точно попадёт», — подумал Алмаз про себя, он уже давно научился не произносить таких вещей вслух.

— А не тяжело ему будет одному целыми днями ездить с кебом? — вернулся к их разговору мистер Реймонд.

— Вот и отец то же говорит, когда утром гладит Алмаза по бокам. Но ещё он говорит, что мы хорошо его кормим, и сразу после ужина старый конь ложится спать, а встаёт только, когда его позовут, потому что ноги для него важнее важного. Другие лошади — представляете! — они всю ночь на ногах стоят, так и спят, стоя, будто стога сена — так папа говорит. Глупые они, не то, что наш Алмаз. Вот только я думаю, они не знают, как лучше, поэтому так и спят. Тогда их не стоит судить слишком строго, так папа считает.

— Хороший человек твой отец, Алмаз.

Мальчик поднял глаза на мистера Реймонда, недоумевая, что он имеет в виду.

— Я говорю, что твой отец, наверно, очень хороший человек, мой мальчик.

— Конечно, хороший, — сказал Алмаз. — А то как бы он кебом управлял?

— Среди кебменов попадаются и не слишком хорошие люди, — возразил мистер Реймонд.

Алмаз вспомнил кебмена-пьяницу и понял, что его друг прав.

— Как же ему не быть хорошим — сообразил мальчик, — с такой лошадью, как старый Алмаз?

— Да, это веская причина, — согласился мистер Реймонд. — Только ему достаточно просто быть хорошим, нам не обязательно искать тому объяснение. Хочешь, я докажу тебе, что считаю его замечательным человеком? Я ненадолго уезжаю в Европу, — думаю, месяца на три — а дом свой сдаю одному джентльмену, которому моя карета без надобности. Мой конь почти такой же старый, как ваш Алмаз, расстаться с ним мне жалко, но и стоять без дела ему негоже. Ты правильно заметил, никто не должен лениться, только я бы не хотел, чтобы ему пришлось слишком тяжело. Вот мне и пришла в голову мысль попросить твоего отца, чтобы он присмотрел за моей лошадью и поработал на ней с некоторыми условиями.