– И в подвале никого не было? Вы проверили?
– Все осмотрели очень внимательно. Искали труп рядового Иванова. Но так и не нашли. Мы были уверены, что вы тоже погибли. Вообще говоря, к тому шло – два дня без помощи выдержит не каждый.
– Мне помогали.
– Кто?
– Не знаю. Тот, кто перебинтовал меня, кто дал напиться, кто помог не сойти с ума и не замерзнуть.
– Замерзнуть летом? В Царицыне? – удивился мужчина с рубиновым ромбом.
– Да, мне было очень холодно… Почти все время.
– А откуда появилась колотая рана у вас на руке?
– Не знаю. Не помню.
Рассказывать о немцах было просто глупо. Попасть из военного госпиталя в клинику для умалишенных – увольте.
– Приятно было пообщаться с вами. Вы не станете возражать, если мы навестим вас позже?
– Конечно. Приходите, когда вам будет угодно. Кто из ополченцев уцелел?
– Больше половины, – ответил мужчина без знака фехтовальной школы. – Ваши товарищи продержались два дня. Отделение Сысоева потеряло лейтенанта Калинина и рядового Семикопытова. Из ваших в живых остался Джальчинов. Чекунов тоже в госпитале.
– Неужели? Очень рад такой новости!
– Его сильно контузило – и персы бросили его в степи. Потом одумались и отнесли к барже, в медицинскую палатку. Когда срок боя вышел, выдали его нам. За это им простили не слишком джентльменское поведение. О лже-Пальцеве мы тактично не вспоминали. Они – тоже.
– Прикрывать танковую броню пленным – не лучшая идея.
– Хорошо то, что хорошо закончилось. Русские не мстят без нужды.
– Кстати о мести. Наши танки сбросили персов в Волгу?
– До этого не дошло. Без поддержки бронетехники противник не смог взять укрепления Сысоева. По истечении срока боя противник признал свое поражение. Миссия была выполнена силами вашего отделения. Вы – герои.
– Не все, – вздохнул я. – К сожалению, не все.
Из госпиталя меня выписали в сентябре. Стояла прекрасная тихая осень – жара спала, но степи были полны теплом.
Почти все ополченцы разъехались по домам; каждый зашел навестить нас с Чекуновым – тот, как оказалось, лежал в соседней палате. Я много спал, гулял по двору госпиталя, иногда смотрел телевизор. С Максимом мы встречались редко – казак был плох, да и мне не хотелось общаться ни с кем. Отдохну, вернусь домой – тогда другое дело. Хотя кто знает?
Дженни писала из Америки бумажные письма, которые передавали авиапочтой: я не подходил к компьютеру, забросил интернет – он был таким ненастоящим… Я отвечал ей изредка. На душе было тревожно. Словно и не кончилась война.
Перед самым отъездом я решил прогуляться по Царицыну. С Мамаева кургана открывался замечательный вид на вытянувшийся вдоль реки город. Поля на западе лежали в дымке, мощные тракторы пахали стерню. Мне отчего-то казалось, что это ползут к Волге вражеские танки. Раны не болели – болело сердце.
Платиновые часы, врученные главнокомандующим, мерно тикали в кармане, отсчитывая уходящие секунды. Минута за минутой, час за часом – наш мир шел вперед. А где-то и время идет по-другому, и самые страшные бои еще впереди…
Я еще раз проверил билет на самолет: вылет из Царицына 11 сентября 1942 года в пятнадцать тридцать пять, прибытие в Ростов – шестнадцать двадцать. Нина обещала приготовить роскошный ужин. Генеральную уборку она уже сделала.
Ах как бы я хотел пригласить на этот ужин Марию! Показать ей, как мы живем, чего достигли. Просто обогреть и накормить – ведь она согревала меня, заботилась обо мне, даже не зная, кто я такой и чего от меня ждать, а сама, наверное, не всегда ела досыта. Но двери между мирами открываются редко и совсем не случайно…
Надеюсь, когда-нибудь мы все же встретимся. Лет через пятьдесят, в двадцать первом веке, когда люди не только выйдут в космос, но и смогут заглянуть в параллельные миры, похожие на наш и полностью от него отличные.
Пусть мне будет за восемьдесят – я все равно буду стремиться знать, как устроена Вселенная. Это не проходит с годами. Ведь мы живем для того, чтобы хоть немного приподнять покров тайн мироздания – здесь и сейчас.
В других мирах все мы – любящие и любимые, отрицающие и сомневающиеся, потерявшие и ищущие – встретимся непременно. И встреча наша будет счастливой.