– Не сердись, – с улыбкой попросила она.
– Я не сержусь! – буркнул он, отворачиваясь. И неожиданно добавил: – Был бы твоим мужем, уж последил бы за твоим здоровьем – что ты ешь, сколько спишь и так далее.
– Почему? – от неожиданности она не нашла что сказать.
– Что «почему»? Потому что мне не все равно, что с тобой станет!
– Почему?
– Что опять «почему»?
– Почему… небезразлично?
– Потому что, – отрезал он. – Не могу видеть, когда молодая красивая женщина гробит себя курением и неправильным образом жизни. Ведь наверняка ты еще и ночь просидела за столом! Я обратил внимание, что кровать так и стоит нетронутой. Не спала ведь? И «завтракала» одними сигаретами.
– Зануда, – сказала Инга. Но слышать его слова было приятно.
– Зануда! – согласился Виктор. – Но ворчу в пустоту. Я не твой спутник… И слава богу!
Последняя фраза щелкнула ее по лбу, заставив в недоумении захлопать глазами и почувствовать себя обиженной:
– Почему «слава богу»?
– Потому что не выдержал бы такую почемучку! – засмеялся он. – Это раз. Два: не знаю, как бы ужился… с ведьмой.
Он вроде бы шутил, и стоило бы после его слов рассмеяться, но Инга лишь выдавила кислую улыбку. А Виктор уже сменил тему:
– Ладно, уступлю тебе и не буду вызывать врача. Но под твою ответственность! Хоть позвони Любе… Мне страшно оставлять тебя одну, но я не могу больше задерживаться.
Он глянул на наручные часы и нахмурился.
– Опаздываешь?
– Есть такое.
– Езжай! Я позвоню Любе.
Инга вышла провожать Виктора во двор, несмотря на то, что дождь уже из мелкого, сеющего превратился почти в ливень.
– Я постараюсь не задерживаться, только туда и обратно, – пообещал Виктор, разворачиваясь к ней. Девушка кивнула. Ей вдруг стало неожиданно грустно – то ли оттого, что день был таким серым и тусклым, то ли потому, что боялась оставаться одна: вдруг опять потеряет сознание? С ее губ чуть не сорвалась просьба, чтобы Виктор остался. Глупо… Он едет на официальную встречу, которую не может отменить. И все же она, сдавшись, призналась себе, что грустно стало не из-за дождя и страха, а просто потому, что Лучкин уезжает. Ей хотелось, чтобы он был рядом.
– Эй, – тихо позвал писатель. – Ты что загрустила?
– Это так заметно? – выдавила она улыбку.
– Заметно. Хочешь, чтобы я остался? Я останусь!
– И наживешь себе кучу проблем!
– Ерунда! – беспечно, как мальчишка, махнул он рукой и этим жестом и тоном напомнил ей Вадима. – Так остаюсь?
– Езжай.
– Жаль, – вздохнул Виктор и вдруг, приблизившись, порывисто обнял ее. Обнял и отпустил. – Если бы ты сказала… Если бы ты сказала «да»…
И, не договорив, не объяснив, что имел в виду, сбежал с крыльца. Открыв дверь машины, он оглянулся на Ингу и задержал взгляд. Но ничего не сказал, не махнул на прощание, а торопливо забрался в салон и завел двигатель.
Инга, несколько ошеломленная и его поведением, и своими мыслями, постояла на крыльце, ежась от холода и провожая взглядом машину. Ее собственная стояла под навесом, который заменял гараж. Глянув на нее, Инга ощутила сильное желание сесть за руль и поехать куда глаза глядят, без цели, под шепот дождя и шуршание «дворников», разгоняющих на лобовом стекле потоки воды, под аккомпанемент спокойной музыки. Охваченная им девушка даже сделала шаг по направлению к навесу, но, опомнившись, вернулась. Нет, подождет Виктора тут, в доме. И хоть она встревожена и этими «провалами» в другую реальность, и тем, что бездействует, сейчас лучше остаться на месте. Срываться куда-нибудь без цели ради того, чтобы сорваться, – плохая идея. Если Инга куда и поедет, то только потому, что ей придет в голову нужное решение.
Она вернулась в дом, зашла в гостиную и бросила полный сожаления взгляд на потухший камин. Виктор объяснил, как разжечь его, но возиться не хотелось. Если она совсем замерзнет, тогда разведет огонь, но, скорей всего, Лучкин к тому времени вернется.
Что он хотел сказать там, на крыльце? Хотел, чтобы она сказала «да» в ответ на его вопрос, остаться ли ему? Или… Как и всякой женщине, попавшей в плен очарования привлекательного мужчины, даже несвободной женщине, любимой и любящей, из тщеславия хотелось фантазировать, что ею увлечены. Может быть, в отместку за то, что Виктор в прошлом исчез так внезапно из ее жизни.
В сторону такие мысли, ненужное наваждение! Она здесь совсем по другой причине.
Инга принесла из спальни плед. А когда возвращалась с кухни с полной чашкой чая, вдруг за что-то споткнулась и чудом не пролила ни капли на пол. Посмотрев под ноги, она увидела раскрытый ежедневник, в котором Виктор делал пометки. Девушка аккуратно поставила чашку на столик и нагнулась, чтобы поднять его и положить на стол в кабинете. Писатель, вероятно, уронил его, когда она потеряла сознание, и в суете забыл об этом. Никогда бы Инга не стала читать чужое. Но ее взгляд, случайно брошенный на раскрытые страницы, выхватил вдруг что-то знакомое, не имеющее отношения к ее рассказу о проклятии, связавшем ее брата с Ларисой. Почерк у Виктора был по-детски крупным и разборчивым, так что написанное сразу бросалось в глаза. Это было описание ее собственного то ли сна, то ли видения, которое девушка увидела минувшей ночью. Ее и не ее.
Над этим эпизодом, занимающим всего страницу, стояла метка: «Приход ведьмы». И дальше шло описание заснеженного поля, холода, пробирающего до костей, ветра, гуляющего в дырах пальто.
– Но… Я ему не рассказывала об этом! – воскликнула Инга и, быстро оглядевшись, словно опасаясь, что Лучкин неожиданно войдет и застанет ее с ежедневником в руках, присела в кресло. Перечитав еще раз эпизод, она отметила различия между тем, что увидела сама, и тем, что описал Виктор. Он вел рассказ о другой ведьме, не Инге. Одежда описывалась другая – то ли дырявый плащ, то ли накидка. И обнаружила еще пару мелких отличий.
Девушка догадалась, что Виктор этот эпизод написал, скорей всего, по мотивам рассказов Алисы. Вероятность того, что он каким-то образом «прочитал» ее собственный сон, да еще на расстоянии, и на основании этого сделал наброски, была ничтожна.
Но в прочитанных письмах от Алисы не было таких рассказов! Или она что-то пропустила? А может, Виктор удалил то письмо. Или он все же встретился с ней в пятницу?
Инга вскочила на ноги и, не выпуская книжицу из рук, начала ходить по комнате.
Надо бы расспросить писателя. Хотя… стоит ли расспрашивать прямо? Не лучше ли выведать как-то ненароком? Он не любит откровенничать, скроет то, что посчитает нужным. Инга машинально залезла рукой в карман в поисках пачки сигарет, но спохватилась, что находится, во-первых, в чужом доме, где курить не принято, а во-вторых, что и правда слишком много курит.