ИГР-3 стоял в маленькой темной комнате и смотрел на море. Далеко внизу с оглушительным грохотом вздымались и опадали волны. Брызги взлетали так высоко, что казалось, вот-вот коснутся его, но ветер всякий раз уносил их прочь. Небо было низким и темным, а море — точно котел с мутным серым варевом. В воздухе пахло чем-то неуловимо знакомым. Чем же? Ах да, солью…
Комната находилась на чердаке, под самой крышей. На лестничной площадке горел свет, о чём свидетельствовала узкая желтая полоска под дверью, — кроме нее комнату освещало лишь проникавшее через незанавешенное окно тусклое сияние уличного фонаря.
ИГР-3 провел в этой комнате почти всю свою жизнь. Время от времени он отправлялся бродить по городским улицам, подниматься по лестницам и забираться на вершины холмов. Он бегал по лесу, перепрыгивая через поваленные бурей стволы и звериные норы. Стоял в немом благоговении, глядя на высоченные деревья и слушая шелест листвы и скрип толстых сучьев. Ходил из конца в конец по тряским поездам и летобусам, пошатываясь и с трудом сохраняя равновесие, когда они вдруг тормозили или делали резкий поворот. Учился рубить дрова, вдевать нитку в иголку, наливать воду и передвигать тяжелые предметы. И всё это время мозг его без устали задавался вопросами, сравнивал, фиксировал и сохранял в памяти полученный опыт.
Яростный порыв ветра чуть не сбил его с ног, и ИГР-3 поспешно отступил от края утеса. Дверь у него за спиной скрипнула. Человек ни за что не уловил бы этот звук — но у ИГРа-3 слух был как у совы.
— Добрый вечер, профессор, — произнес он, поворачиваясь к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как по лестничной площадке проплыл и скрылся из виду светящийся шар. Профессор, коренастый мужчина с гривой непокорных седых волос, появился на пороге, широко улыбаясь. Эта улыбка удивила и обрадовала ИГРа-3 — совсем как когда-то его впервые в жизни заворожил увиденный восход солнца.
— Добрый вечер, ИГР-3. Что поделываешь?
— Я стою на обрыве, — доложил робот. — Смотрю вниз, на море.
На несколько секунд комната погрузилась во мрак: окно загородил летобус. Он медленно пролетел мимо, и вокруг снова разлилось тусклое сияние.
— Хочешь спуститься? — спросил профессор.
— Нет-нет! — воскликнул ИГР-3. — Это слишком сложно. К тому же, если я стану спускаться со скалы, то могу упасть и что-нибудь сломать. А если просто шагну через край, то… разобьюсь. — Он запнулся, прислушиваясь к какому-то непривычному ощущению в груди.
Профессор кивнул.
— Продолжай.
— Край обрыва неровный. Я могу оступиться. Или земля осыплется. Тут слишком опасно. Лучше я отойду назад.
Профессор прошел в глубь комнаты. Теперь ИГР-3 мог видеть его глаза.
— ИГР-3, — голос профессора звучал мягко, — по-моему, ты готов.
Он пристально посмотрел на робота, потом повернулся и шагнул к двери.
— Профессор…
— Да? — Он обернулся, так что робот снова мог видеть его лицо.
— Ваши глаза. Их выражение… Это и есть то, что называется «добрым» взглядом?
Уголки губ профессора едва заметно дрогнули.
— Думаю, да, ИГР-3… Да.
Он вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь.
Семья Белл жила в пригороде, в доме из стекла и стали, построенном по проекту самого мистера Белла. Их соседи по Уинстон-авеню, также обитавшие в стеклянных домах, укрывались от посторонних глаз за высокими живыми изгородями, Мистер же и миссис Белл решили: «Что проку в красивом доме, если его никто не видит?» — и ограничились невысоким кирпичным заборчиком. Правда, уединение они любили ничуть не меньше прочих, и потому были рады, что дом их стоит в некотором отдалении от других — на изгибе дороги. К тому же во дворе росла огромная старая липа, надежно загораживающая здание с одной стороны.
По центру фасада располагался портик, мощенный кирпичом и уставленный кадками с цветами. Широкий коридор соединял его с комнатами первого этажа: рабочим кабинетом, классной комнатой и маленьким гимнастическим залом. Спальни и ванные комнаты располагались этажом выше. За домом Беллы разбили газон и небольшой огородик, оставив запущенным маленький кусочек земли в дальнем конце участка.
* * *
С приближением рассвета в ветвях старой липы весело защебетали птицы. Серый кот тенью скользнул по лужайке и перемахнул через кирпичную стену. Несколько секунд спустя Дом (в сотый раз за ночь) прощупал участок сенсорами — всё ли в порядке, — а заодно измерил температуру и давление воздуха. День обещал быть погожим; впрочем, не исключалось, что ближе к вечеру пройдет небольшой дождь.
По шуму на первом этаже Дом определил, что кто-то уже проснулся. Активировав электронный глаз на кухне, он обнаружил, что Дворецкий принялся за работу: строгал что-то на массивной деревянной доске и мирно беседовал с Чайником.
Затем, заглядывая по очереди во все комнаты, Дом проведал остальных членов семейства. Флер Белл так зарылась в пуховое одеяло, что невозможно было определить, где у нее голова, а где ноги. Дом сфокусировал объектив на середине бесформенного свертка и увеличил изображение, чтобы удостовериться, что девочка дышит. Убедившись, что одеяло мерно поднимается и опускается в такт ее дыханию, он переключился на соседнюю спальню. Младший брат Флер, Гэвин Белл, раскинулся поперек кровати, сбросив одеяло, будто с кем-то дрался во сне. Дому хватило одного мимолетного взгляда, чтобы понять: здесь всё в порядке.
Шарлотта Белл, лежа в своей колыбельке в детской, чуть подрыгивала пухленькой розовой ножкой. Тут волноваться было не о чем. Вид спящих мистера и миссис Белл тоже не внушал опасений, вот только мистер Белл что-то тихонько бормотал во сне — уж не лихорадка ли у него… Впрочем, не обнаружив других тревожных симптомов, электронный мозг успокоил себя выводом что Белл-старший попросту пребывает в фазе быстрого сна [1] .
Прошло несколько часов, и работы у Дома заметно прибавилось: нужно было всех разбудить, задать определенную температуру в ванных комнатах, проверить коммуникатор на предмет новостей, которые могли бы заинтересовать Беллов, подрегулировать крышу, чтобы давала больше тепла, поднять шторы на окнах…
Гэвин спустился вниз первым, причем явно не в самом радужном расположении духа. По некой таинственной причине он чувствовал себя так, будто его хорошенько встряхнули, после чего некоторые части тела встали не совсем на свои места. Несмотря на то, что сегодняшний день сулил немало интересного (после домашних занятий Гэвин собирался пойти в Учебный Центр — поиграть в жизньбол), мальчик недовольно хмурился. Он твердо помнил, что велел Дому поставить с утра его любимую музыку, а вместо этого пронзительный голос заорал ему прямо на ухо: «Подъем! Подъем!» Одним прыжком преодолев несколько последних ступенек, Гэвин влетел в столовую: рубашка не заправлена, носок спущен.