—Со мной он кончает только в "дурное отверстие", —добавила другая.
—Ну, Аллах был к нему не слишком милостив, —съязвила третья. —Тем, что у него болтается между ногами, он не сделает женщине больно —ни в одном из "отверстий"!
Женщины смеются.
—Между ног у него, может, мало что есть, но он все-таки мужчина, —снова вступает в разговор первая из женщин.
Через несколько мгновений к крыльцу подъезжает машина —белый универсал "рено". Женщины помогают Матиасу уложить Хасиду на заднее сиденье, потом Мессауда, видя, что он не сможет сесть за руль, предлагает отвезти их в Куломье.
—Я не вернусь, —бросает она остальным, открывая дверцу. —Никогда. Пусть эти слуги Аллаха ищут меня, если хотят. Они меня уже убили. И не один раз.
Пребывая в полубессознательном состоянии, Матиас все-таки заметил, что лица Мессауды и ее подруг мокры не только от дождя, но и от слез. Долгие месяцы они находили поддержку и тепло только друг в друге, и теперь их мучила одна и та же мысль: как выжить в разлуке, выживать в одиночку, с глубочайшим отвращением к себе и всем мужчинам на свете, зная, что помощи ждать неоткуда?
* * *
—Ты тоже работаешь на полицию?
—Можно и так сказать.
Резкий запах дезинфекции смешивался с ароматным дымом легких сигарет Мессауды, вызывая у Матиаса гошноту. Унылый цвет стен приемного отделения наводил тоску. Раны в плече перестали кровоточить, и он отказался показаться врачу, хотя после того как санитары скорой помощи унесли Хасиду, Мессауда уговаривала его это сделать. Матиас чувствовал слабость, его бил озноб, но боль постепенно уходила, а силы возвращались.
За стеклами палат и коридоров, как пчелы, суетились врачи в белых и зеленых халатах. Следом за Матиасом и Мессаудой в приемном покое появилось еще трое пациентов: вусмерть пьяный мужик, раскроивший лоб о стену собственного дома, мальчик, сломавший палец на тренировке по дзюдо, и молодая женщина в ссадинах и синяках —ее наверняка "обработал" собственный муж.
—Ты не похож на легавого...
—Ты права, —кивнул Матиас. —У меня был тот же выбор, что у Хасиды: работать на них или кончить жизнь в тюрьме.
—В тюрьме? Что ты сделал? Убил кого-нибудь?
—Многих, —ответил Матиас после секундной паузы.
—Это была моя работа.
Мессауда глубоко затянулась сигаретой, задумчиво глядя на Матиаса.
—Ты и на убийцу не похож.
—А как, по-твоему, выглядит убийца?
—Как член "Джихада". У них глаза сумасшедшие.
Мессауда тряхнула головой, откинув назад волосы, с трудом подавила подступившие к глазам слезы. Теперь она будет плакать при любом упоминании об этих психопатах, и неважно, кто о них заговорит —случайный собеседник, телекомментатор или радиообозреватель.
Мессауда наверняка искренне верила, что "Джихад" принесет на эту Землю чуточку больше справедливости, покоя и счастья. Ее иллюзии разбились о жестокость мужчин с черствыми сердцами.
—А ты как оказалась в этом...
—...дерьме? Я плевать хотела на религию, пока не влюбилась кое в кого. Мне было пятнадцать, и я все ради него бросила. Как полная дура. Этот ублюдок отвечал за вербовку...
Рассказ Мессауды был прерван появлением врача-интерна в зеленом хирургическом костюме. Рыжий лысеющий толстяк с обрюзгшим лицом окинул Матиаса и Мессауду недоверчивым, даже подозрительным, взглядом.
—Та молодая женщина, которую вы привезли... Уверены, что она совершеннолетняя?
—Она просто выглядит намного моложе своих лет, но не волнуйтесь, все в порядке, —сухо бросил в ответ Матиас.
Интерн раздраженно вздохнул, потер небритый подбородок.
—Знаете, с кем из членов ее семьи можно связаться?
—У нее нет семьи.
—Где вы ее подобрали? Кто ее "обработал"?
На этот раз врачу ответила Мессауда.
—Скоты.
—Вы их знаете?
—В общем-то, нет. А почему вы задаете нам все эти вопросы?
Интерн кинул на них взгляд, в котором сквозило высокомерное превосходство знающего.
—Мадемуазель, вы разве не заметили, что в этом помещении запрещено курить?
Потеряв терпение, Матиас закричал:
—Что с Хасидой? Это опасно? Сколько времени она пробудет в больнице?
Интерн выдержал долгую паузу, очевидно, надеясь внушить хоть каплю уважения странной парочке, попавшей к нему на прием.
—Дольше, чем мы могли предположить после первоначального осмотра, —объявил он с ученым видом (паршивый интернишка, а гонору-то, гонору!). —У нее неврологическая травма, что-то вроде паралича нервной системы. Точный диагноз мы пока поставить не можем. Никто не возьмется утверждать, что ее физические и умственные способности вообще когда-нибудь восстановятся в полном объеме.
— Чем теперь займешься?
"Бывшая № 1" смотрела на Марка поверх чашки взглядом удава, караулящего кролика. Они встретились в маленьком кабачке в XIII округе, куда забегали поесть в те далекие времена, когда были женаты. Экс-супруга Марка еще больше похудела —это был ее способ выкрикнуть в лицо миру признание в собственной несчастливости. Навязчивая идея похудания выродилась у нее в патологический отказ от еды, очень коротко постриженные волосы цвета воронова крыла обрамляли изможденное морщинистое лицо. Девочки, проводившие мать до дверей ресторанчика, сбежали, наспех поцеловав отца: у молодых ведь всегда так много дел —нужно прогулять свою скуку и прыщи по улицам, поездить в метро, прыгнуть в НЕИовский поезд, поесть на ходу, сходить в киношку, а оттуда на каток, а потом на вечеринку, пофлиртовать и порвать с парнем. Дочери Марка являли собой ярчайший пример конфликта поколений: обесцвеченные почти до белизны волосы, упитанные тела (а не надо все время жевать!), бесформенная одежда, духи с агрессивными ароматами и выражение вечного недовольства на лице. Обе —старшая и младшая, —не снимая наушников, без конца слушали американских рэперов или таких международных звезд, как Тай Ма Радж, Иник и иже с ними.
—Пока не знаю.
—Но ты получишь выходное пособие?
—Если верить профсоюзному адвокату, увольнение по причине этических несогласий приравнивается к увольнению по экономическим причинам.
—Профсоюз? Разве ты не говорил, что они и пальцем не шевельнут ради журналиста из "EDV"?
Марк допил кофе, закурил. Его бывшая жена, бросавшая курить, не переставая, десять лет подряд, цапнула сигарету из его пачки, лежавшей на искусственном мраморе столешницы. Марк смотрел, как она прикуривает, наклонив голову к пламени зажигалки, и пытался вспомнить ее запах, вкус ее губ, ощущение от прикосновения к ее коже и нежному животу, но в памяти всплывали лишь вкус и запах "бывшей № 2": так на экране цветного телевизора оживают полузабытые воспоминания.