Странный, неуютный, полный загадок и немых свидетельств былого величия мир, где доживали свой век последыши цивилизации, разбросанные по изолированным, постепенно угасающим островкам забившейся в глубины пещер жизни… — таким представал Селен глазам стороннего наблюдателя.
Фатальный исход затянувшегося на века катаклизма, казалось, предрешён, и злонравной судьбе осталось отыграть лишь финальный аккорд тысячелетней драмы… Однако там, где всё ещё обитают живые разумные существа, никогда нельзя говорить о полной предопределённости событий. Цивилизация действительно угасала, на мёртвых просторах покрытого кратерами планетоида давно и прочно властвовала иная жизнь, совершенно непохожая на биологическую, но в замкнутых изолированных городах всё ещё вскипали страстные порывы чувств, шла борьба не только за выживание, но и за власть, и очередной всплеск кажущейся агонии мог в корне изменить ситуацию, породить последнюю вспышку неистовых стремлений, когда история вдруг обращается вспять и фатализм перестаёт быть доминантой будней, отброшенный прочь древними, как сам мир, чувствами…
Им было по семнадцать лет.
В этом возрасте ещё не так остро чувствуются социальные различия, над душами не властвуют комплексы, присущие старшему поколению, — им было хорошо вдвоём, и это казалось достаточным поводом для встреч.
…Юна перевернулась на живот, и Аргел провёл кончиками пальцев вдоль изгибов её обнажённого тела.
На левой ягодице девушки тускло поблёскивало маленькое пятнышко, и юноша, погладив его, спросил:
— Что это?
Она повернула голову.
— Не знаю. Родимое пятно.
Аргел заглянул в её глаза, и волна дрожи медленно поползла вдоль позвоночника. Их пальцы сплелись, но Юнона, коснувшись губами его щеки, прошептала:
— Мне пора идти, Аргел. Отец будет беспокоиться.
Юноша вздохнул, нехотя выпуская её из объятий.
— Скоро всё изменится, да? — спросил он.
— Почему ты так решил? — Юнона встала, и в тусклом свете, проникающем через мутное стекло оконного проёма, её фигура на миг показалась Аргелу отлитой из тёмной бронзы.
— Герон — главный инженер города. Он стар и обучает тебя для обряда преемственности, верно?
— Нет. — Юна, одеваясь, покачала головой. — Ты же знаешь, женщина не может стать наследницей знания.
— Тогда зачем он заставляет тебя учиться?
Она пожала плечами.
— Мне самой нравится читать. — Юнона наклонилась и нежно поцеловала его. — Книги доставляют мне не меньшее удовольствие, чем любовь. Только оно иное…
— Ты придёшь завтра?
— Конечно.
Она на секунду задержалась на пороге небольшой комнаты, глядя на Аргела, лежащего в расслабленной задумчивости.
«Он свободнее и счастливее, чем я…» — внезапно подумалось девушке.
Юна ошибалась. Ошибалась во всём, кроме чувства любви. Оно не подчинялось рассудку, не управлялось логикой, не было подвластно кастовому делению городского социума, но девушке, как и Аргелу, ещё предстояло понять жестокую истину: ничто не может продолжаться вечно…
* * *
Нирон О’Релли, правитель Регула, стоял подле узкого, похожего на бойницу окна, и смотрел вниз на площадь, где выстраивались отряды воинов.
Он в точности знал, что произойдёт спустя несколько минут, какой приказ он отдаст им, однако в сердце Нирона не было места для колебаний или сострадания. О’Релли, несмотря на молодость, давно утратил иллюзорность мышления. Мир Селена был жесток, и логику принятия многих решений тут диктовали суровый закон выживания и элементарная арифметика, основанная на ежедневном, а порой и ежечасном подсчёте ресурсов, необходимых для поддержания замкнутых циклов жизнеобеспечения города.
Ни в душе, ни в мыслях О’Релли не было даже намёка на осознание жестокости принимаемых решений. Там, где жизнь постоянно граничит со смертью, многие понятия становятся лишь условностью, словами древнего языка, утратившими свой изначальный смысл.
Он действовал целеустремлённо и рационально, как научила его реальность, рано познакомившая Нирона с тонкой гранью, отделяющей жизнь от смерти, ненависть от любви, а сострадание от формы массового самоубийства.
Корабль торговцев ждал в условленном месте. Регул остро нуждался в воздушном камне, а в реголитные копи далёкого Кол Адра постоянно требовались рабы для добычи драгоценного минерала.
Заметив, что отряды закончили построение, О’Релли, не оборачиваясь, произнёс:
— Начинай, Квердум. Прочешите все руины, потом кварталы бедноты. Мне нужно, как минимум, двести человек. Ты знаешь, кого следует отбирать в первую очередь.
— Да, господин.
* * *
Юнона и Аргеландер встречались в одном из старых пустующих домов. Юноша отлично знал городские руины, а девушке, которая до знакомства с Аргелом редко покидала цитадель, эти свидания приносили не только наслаждение любви, но и неповторимое, неведомое ранее чувство новизны, внутренней независимости от постоянной опеки отца и замкнутого, отшельнического образа жизни, который ей приходилось вести в цитадели…
Всё началось внезапно, необъяснимо… Они с Аргелом встречались уже почти полгода, а Юнона до сих пор не могла забыть их первую встречу.
Юнона не знала причин, по которым отец запрещал ей просто так бродить по городу, но, однажды нарушив его строгий запрет, она уже не смогла остановиться, разум будто изменил ей, и сейчас дочь хранителя Солнечного Камня стремительно превращалась из девушки-подростка в юную женщину, не замечая пугающей скорости происходящих с ней перемен.
…Они случайно встретились на улице четыре цикла назад. Дочь главного инженера города Регул и обыкновенный подросток из квартала бедноты. Наверное, причиной внезапно вспыхнувшего чувства был возраст: оба уже достигли физической зрелости, и потребность в любви клокотала в юных телах и душах, порождая смутную, но неодолимую тягу к существам противоположного пола.
Аргел поразил Юнону своей непринуждённостью, ну а он, в свою очередь, был так потрясён красотой незнакомой девушки, что в момент неожиданной встречи попросту не смог отвести от неё глаз, и всё вышло естественно, само по себе, — они остановились, глядя друг на друга, не замечая редких прохожих, а потом Аргеландер подошёл к ней и спросил:
— Как тебя зовут?
— Юна… — ответила она, не понимая, почему у неё дрожит и срывается голос, а от короткой фразы вдруг пересохло во рту, будто она неделю ничего не пила.
— Я не встречал тебя раньше… — Аргел по-прежнему не отрывал глаз от лица Юноны, и она, наконец, смутилась, потупила взгляд.
— Я редко выхожу на улицу, — прошептала она. — Отец не любит, когда я гуляю одна.
— Значит, ты из цитадели? — Юноша кивнул в сторону комплекса высотных зданий, царящих над полуразрушенными городскими кварталами.