Артуир Буманил, не двигаясь, сидел в кресле. Он видел перед глазами нежное и суровое лицо супруги, думал о детях, которых не успел зачать, о своей модельной мастерской, где переливающиеся ткани кроились и сшивались автоматами с голосовым управлением. Сколько он в них вложил, истинное состояние… Он подумал, что даме Буманил придется заменить управление, ведь машины подчинялись только его голосу… Быть может, ей придется найти другого мужчину, который будет терпеть ее придирки… Она любила придираться, но в душе не была злой… Он вдруг понял, что любит ее.
Актриса стояла на коленях перед Паминксом рядом с эстрадой, где Тист и Марит объединились в вечном сне, и вымаливала, чтобы ей оставили ее жалкую жизнь, и что-то обещала.
Артуир понял, что смерть несут скаиты, которые заменили мыслехранителей. Ментальная смерть… Да сжалится над нами Крейц! Машинально, не сознавая, что делает, он встал и, как сомнамбула, направился к главной двери.
Повсюду, вокруг скаитов и убийц-притивов, придворные умирали как мухи. Буманил медленно пробирался меж опрокинутых кресел, перешагивал через трупы и вдруг очутился перед дверью. Прежде чем выйти, он обернулся: в живых не осталось ни одного из гостей Тиста д'Арголона.
Впрочем, нет, один остался, это был он, Артуир.
Он ожидал, что его вот-вот настигнет смертоносная мысль или диски наемников. Но перешагнул порог без всяких затруднений. Буманил спрашивал себя, а не его ли призрак идет по коридору.
За его спиной раздался голос:
– Эй, ты!
Артуир обернулся и увидел наемника в черном, который вышел из дверей вслед за ним и направлялся к нему с вытянутой рукой.
– Тебе что здесь надо? – донесся голос из-под маски. Слова сорвались с уст Артуира сами собой:
– Меня зовут Артуир Буманил, я торговец тканями. Тист д'Арголон пригласил меня, чтобы заказать одежду… И просил прийти после собрания…
– Он вряд ли сделает заказ! – ухмыльнулся наемник. Сверкающий диск скользнул на металлические направляющие, вшитые в его предплечье.
Артуир зажмурился, но не смог вспомнить подходящую молитву с обращением к Крейцу.
Потом услышал гулкий лающий смех.
– Пошел вон, пока я не передумал! – рявкнул наемник.
Буманил не заставил себя просить дважды. Он даже не остановился на площадке, чтобы вызвать платформу, а, перепрыгивая через ступени, скатился вниз.
В аллеях парка ему встретились другие притивы, но никто не обратил на него внимания. Словно он не существовал.
Дама Буманил была права: бедняге Артуиру никогда не удастся попасть в этот замкнутый мирок.
Смерть равнодушна к расам и возрастам,
Смерть, бесстрастная,
Смерть собирает жатву на поле сражения,
Смерть, верховная…
Она завершает дуэль в каждом из нас,
Она отрицает Сущее,
Она отбрасывает ничтожную оболочку,
Возвращает к Началу…
Смерть убирает из преходящего мира,
Смерть, исток потока,
Смерть вызывает водопады слез,
Смерть, вечное море.
Она – мрачное лицо иллюзии,
Волшебница мрака,
Жизненная необходимость исправления ошибки,
Новое путешествие…
Смерть освобождает пленника из стен гордыни,
Смерть, последнее звено,
Смерть несет благостное забвение времени,
Смерть, жестокая сила…
Она безмерно необходима, любовь-избавительница,
Звено, конец и продолжение,
Она – источник мира, фонтан молодости, Пядь Крейца…
Мессаудин Джу Пьет
Далекие горы Великого Выжженного Эрга вырисовывались в бледном свете Салома, чей выпученный глаз уже скатывался к горизонту. На ночном небе догорали отдельные звезды.
Сиракузянка, прикрытая пиджаком франсао, спала на скамье аэрокара. Черты ее лица разгладились. Присев на корточки рядом со скамьей, Тиксу, счастливый и встревоженный одновременно, выискивал на ее лице признаки, предвещающие новый приступ лихорадки или бреда. У него было чувство коллекционера, ревниво охраняющего произведение искусства, которое в жестокой борьбе вырвал из рук разъяренных соперников: ему не хотелось делить волшебную красоту девушки, охваченной сном, с охранниками, чьи взгляды, как он считал, останавливались на ней с излишней настойчивостью. Эти украденные у ночи мгновения принадлежали только ему.
Пролетев над комплексом многоэтажных зданий с террасами, аэрокар начал снижаться на огромную металлическую поверхность. Тиксу бросил взгляд сквозь прозрачные стенки и узнал крышу подземной базы франсао Каморры.
Било Майтрелли следил за приземлением из кабины управления. Мигающие огоньки бортовой панели бросали отблески на рыжую курчавую шевелюру Зортиаса. С глухим ревом аэрокар завис в пяти метрах от крыши прямо над раздвигающимися створками, границы которых были обведены темными линиями.
Прудж быстро набрал данные доступа на маленькой клавиатуре, но панели не сдвинулись с места.
– Что происходит? – проворчал он, тряхнув головой. – Эта дрянь не хочет открываться!
– Попробуй еще! – сухо приказал франсао.
Рев стабилизационных двигателей терзал агонизирующую ночь. Зортиас несколько раз набрал код на панели, встряхнул ее, потом, поняв, что его усилия бесполезны, яростно ударил себя по ляжкам:
– Ничего не поделаешь! Они не откроются! Самое подходящее время, чтобы выйти из строя!
– Не очень похоже на нашу механику! – мрачно проворчал Било Майтрелли.
Он извлек бинокль ночного видения и навел его на металлическую поверхность. И увидел крохотные осколки вокруг релейного механизма, укрытого одним из шарниров створок.
– Вверх! Вверх! Это не авария! Это – ловушка! Черт подери, скорее наверх!
Зортиас передвинул рукоятки, включив подъемные двигатели. Аэрокар тряхнуло, металл жалобно застонал. Потерявшие опору охранники свалились со скамьи и рухнули на Тиксу. Все трое покатились по наклонному полу и застыли, ударившись о перегородку кабины управления. Падая, Тиксу сильно прикусил язык, сквозь сжатые губы прорвался ручеек крови. Он бросил быстрый взгляд через плечо: сиракузянка проснулась и открыла огромные растерянные глаза. Она тоже упала со скамьи, но инстинктивно уцепилась за ее бортик и удержалась на месте.
Маршевые двигатели пытались пересилить инерцию. Наконец аэрокар начал подниматься. В воздухе запахло горячим металлом. Когда машина набрала скорость, из темного угла площадки ударил зеленый луч, попавший в нижнюю часть корпуса. Невыносимая вонь горящих материалов заполнила кабину.