Мыслящие существа, на мой взгляд, отличаются от неразумных, механических либо биологических форм прежде всего способностью вести диалог, искать компромисс. Согласен, иногда это трудный процесс. Но уверен, у нас есть и общие интересы, и реальные точки соприкосновения, нужно лишь сбросить шелуху надуманного превосходства и посмотреть друг на друга, как равные. Собственно, это всё, что мы хотели высказать.
Нагаев выслушал Френка молча, в немом потрясении.
За истёкшие четверть часа не оправдался ни один аналитический прогноз.
Ничтожно малый промежуток времени, в котором спрессовалось столько новизны, сколько не дадут века статичного существования.
Он испытал чувства, не заимствуя их мотивы из многочисленных баз данных.
Увидел настоящих людей, над которыми не властны созданные ими системы…
Заглянул в насмешливые холодные глаза смерти и почувствовал протянутую руку, удержавшую его на краю пропасти.
Осознал, что не всё потеряно… и в мире, который он считал приговорённым, есть возможность начать всё сначала, не повторяя ошибок, загнавших его сознание в тупик предсказуемой безысходности, бессмысленности существования.
Он вновь покосился на свёрток, вспомнил свои мысли, позволил обиде захлестнуть разум, отвёл взгляд и внезапно встретился глазами с Ковальским.
Ян смотрел на него без ненависти.
Он сидел, одной рукой обнимая Мари, которая склонила голову ему на плечо и что-то тихо шептала на ухо.
Иная жизнь. Наверное, она никогда не будет доступна его пониманию — Нагаев помнил, сколько бед им пришлось пережить по его вине, и вот они вернулись, как когда-то обещал Ян, спокойно, без единого выстрела прошли системы охраны, для того… чтобы предложить ему прощение.
Этого не могла предсказать логика. Но у каждого поступка есть мотив, значит, в своих мыслях и побуждениях они действительно намного сильнее.
Нагаев вдруг отчётливо осознал — с ним или без него они будут жить, любить друг друга, у них родятся дети, которые станут будущим Проциона…
— Почему, Ян?..
Слова, невольно вырвавшиеся из уст машины, так и не сумевшей уподобиться человеку, заставили Ковальского прищуриться.
— Ненависть убивает, полковник. Она бессмысленна. Кому станет лучше, если мы перебьём всех дройдов? Или наоборот? — Ян говорил спокойно, без патетики. — Так вышло, что мы живём в одном мире. Просто я однажды подумал: всё взаимосвязано. Не будь первого поколения реплицированных вами людей, я бы никогда не появился на свет, не встретил бы Мари. Время лечит душевные раны… Если чувствуешь, что можешь простить, почему не сделать этого?
* * *
Отряд сервомеханизмов, который видел Нагаев, давно вошёл в пределы черты города.
Они пришли не для того, чтобы разрушать или овладевать ресурсами.
За плечами сервомеханизмов лежал долгий путь через вулканические пустыни, где высились застывшие, медленно ветшающие промышленные комплексы.
Каждый объект требовалось исследовать, восстановить систему, наладить производство первичных механизмов самоподдержания.
Движение отряда было медленным, но с каждым новым объектом они действовали увереннее, быстрее, воссоздавая едва не утраченную сумму технологий, способную привить в мёртвом мире хрупкую, капризную жизнь.
Двигавшийся во главе отряда андроид остановился на перекрёстке улиц.
Впереди высились завалы из опрокинутых, снесённых пронёсшимся по улицам потоком воды машин, мусора, мебели.
Всё это следовало убрать, восстановить, заново отремонтировать повреждённые этажи зданий.
Отряд разделился на небольшие группы, каждая из которых тут же занялась делом.
Андроид остался один. Некоторое время он контролировал действия подопечных, затем его отвлёк включившийся канал связи.
— Дрейк, это ты?
— Ян? Рад тебя слышать. Где вы находитесь?
— В новом здании колониальной администрации. В кабинете Нагаева.
— Как он?
— Плохо. Френк, к сожалению, оказался прав. Тупиковая система.
— Он разрушен?
— Мы его не трогали. Он сам выбросился в окно. Поднимайся, есть о чём поговорить.
— Хорошо, Ян, я буду минут через десять. Не начинайте совещание без меня, ладно?
— Договорились. Будь осторожен. По прогнозу ливень вот-вот возобновится.
— Я понял.
Дрейк отыскал взглядом здание колониальной администрации.
Низкие свинцово-серые облака клубились над ним, грозя в любую минуту разразиться новым ливнем.
Он на миг залюбовался этой картиной мрачного буйства стихий.
У машины есть своё особое, неповторимое понятие красоты.
И ещё — своя нечёткая логика, которую среди людей принято обозначать словом «фантазия».
Он научился любить этот мир, а значит, мог представить, что на смену мрачным краскам слепой стихии рано или поздно придёт иная красота: ему вдруг привиделось бирюзовое небо в разводах перистых облаков, яркий диск солнца над шпилевидными вершинами небоскрёбов и тёплые столбы света, наискось падающие меж высотных зданий…
Дрейк не верил в утопии, но знал: наступит день, и он проведёт за руку детей Мари и Яна, чтобы показать им новый город, в котором каждый из них увидит свою неповторимую, сокровенную красоту.
Красоту, за которую их родители и он сам едва не отдали свои жизни, пройдя трудными тропами взросления разума, познав всё — от слепой ненависти до любви.
…Первые капли дождя заставили его оторвать взор от неба.
Он снова увидел город таким, каков он был сейчас — пустой, заброшенный, полный страхов, нерешённых проблем, ощутил близкий пульс затаившейся за стенами зданий жизни…
Яростный порыв ветра едва не сбил его с ног.
Дрейк усмехнулся. Никто не говорил ему, что будет легко. Но разве не в борьбе заключён смысл жизни?
На его глазах под этими ураганными порывами ветра зарождалась новая форма цивилизации, где человек и искусственный интеллект впервые выступали как равные.