— Андерс, — обратился я к нему, — мы просто хотим задать вам пару вопросов…
— Так они велели вам? — Андерс чуть не закашлялся в приступе смеха. — Ничего лучше не придумали. Прямо как из старых фильмов о Второй мировой войне. Или они показывали их вам во время обучения? В перерывах между лекциями по европейской литературе? Что еще? Шпионские романчики? Богатейшая культура, не правда ли?
У него явно зашкалило. Поехала крыша. Он нес какую-то околесицу.
— Пойдем, Хитер, — предложил я.
Андерс стоял, прижавшись спиной к грязной стене, заклеенной полосами скотча, которые ничего не держали.
— Твой отец теперь один из них, так ведь? Вот почему он хотел, чтоб я перешел вместе с ним. А теперь он ушел один и нанял вас. А может, и Ракмана.
— Нанял? — повторила Хитер.
— Да он спятил, — прошептал я. — Пойдем отсюда!
— Это спектакль, — отмахнулась Хитер.
— А может, вы хотите запихнуть меня в дурдом? — продолжал тараторить Андерс. — Так или не так?
— Куда? — переспросил я.
— Сумасшедший дом, желтый дом, дурдом, бедлам… — Андерс заливался смехом. — Конечно, эти выражения вам неведомы! «Полет над гнездом кукушки». Не врубаетесь?
— Да… нет, — спокойно ответила Хитер. — Мистер Перссон, послушайте, мы не те… за кого вы нас принимаете. Дэвид заглянул в другое измерение, вот и все. Так бывает. Все дело в том, что он не может увидеть это снова, а он страшно хочет, потому что его папа пытается поговорить с ним.
— Скажите им, что они получат только мой труп. Можете вернуть их поганые деньги. От них здесь все равно никакого толку. — Андерс, спотыкаясь, подбежал к шкафу и открыл ящик. Запустив руку под груду мятого нижнего белья, он извлек оттуда пачку банкнот и протянул мне.
Из чистого любопытства я взял одну и рассмотрел. На банкноте был какой-то мудреный рисунок, но портрета в центре я не узнал.
— Может, я могу помочь, мистер Перссон, — вмешалась Хитер. — Я хочу увидеть этот иной мир. Но сколько я ни пыталась, у меня ничего не выходит. Что я должна сделать? Для этого надо иметь там родственника, как у Дэвида? Или Дэвид просто попал в нужное место в нужное время? Словом, стечение обстоятельств, что бывает, может, раз в сто лет, когда, вы понимаете, параллельные миры сходятся, а теперь поезд ушел?
Похоже, у нее чердак поехал не меньше, чем у него.
— Хитер, давай-ка смываться отсюда.
— Так вам нужен проход? Весь гвалт из-за этого? — Андерс достал три маленькие чудные монетки из того же ящика и протянул их Хитер. — Вот, держите. Если я их вам отдам, вы уйдете?
Хитер взяла одну и протянула ее поближе к свету.
— «Годен на одну поездку», — громко прочитала она. — Это что-то вроде жетонов на метро. — Она с удивлением глянула на Андерса.
— Ну да, — с дьявольской усмешкой протянул Андерс. — И они действуют. Если, разумеется, вы хотите ими воспользоваться.
— А как вы можете знать, что хотите воспользоваться ими? — спросила Хитер.
— Если они действуют, — с безумным смехом проговорил Андерс.
Я с недоумением посмотрел на Хитер.
— Идем!
— О! — Андерс оборвал свой смех. — Какая польза человеку, если он обретет весь мир, а душу потеряет?
Хитер кивнула:
— Идем.
Я сунул в карман жетоны и деньги, мы вышли, и дверь захлопнулась у нас за спиной.
О жетонах мы не подумали.
Мы ведь не совершенны.
Он же безумец.
Но он был приятелем папы.
Псих, живущий в вонючей норе, несущий черт знает что и коллекционирующий игрушечные деньги.
Но он знает место, которое отец называл домом.
А мы все приняли всерьез. И как глупые детишки бросились в подземку. Проверить, что он нам наговорил насчет жетонов, насчет иного мира.
А почему бы не попробовать?
Нет!
— Хитер, зачем мы все это делаем?
Хитер уже далеко впереди, сбегает по ступенькам метро.
— Быстрее!
Я за ней. Вопреки собственной воле. Вопреки всякому здравому смыслу и логике. Вопреки инстинкту. Заведомо зная, что ничего, кроме горечи и разочарования, не будет.
Но это было выше моих сил. Дремлющая в душе надежда пробуждалась. Я уже забыл, что это такое — надежда.
Если Андерс говорит правду, все сходится.
Я не мог выкинуть это из головы. Ведь если вдуматься, безумный рассказ Андерса объясняет все загадки в папином дневнике.
«АП» объявлен «там» в розыск. Этим объясняется наличие у него этих денег — Андерс украл их и каким-то образом умудрился скрыться в нашем мире. Вот почему он пришел в такое возбуждение, когда я рассказал, что видел папу. Он решил, что я тоже перешел в иной мир и там встретил полицейских, которые послали меня со скрытым магнитофоном выследить и помочь поймать его…
Мур, ты попался на удочку. Папа сам уже потерял рассудок, когда писал всю эту галиматью. В дневнике нет ни капли смысла!
Папа жил в том мире. Тот мир и был его домом.
И как может прийти в голову доверять Андерсу? Кто он такой, если на то пошло? В конце концов, он мог быть и серийным убийцей. Может, он просто заманивает нас на «Гранит-стрит». Может, он там прячет жертвы? Под платформой.
Может, папа его жертва. А потом Майлс Ракман. Следующие мы.
Хитер была уже у турникета и стояла в толчее, дожидаясь меня.
— Где жетоны? — спросила она.
— Хитер, не нравится мне все это, — говорю я. — А что, если все подстроено? Что, если Андерс…
— Да ты мне отдай один! — воскликнула Хитер. — У тебя одна беда, Дэвид, ты чересчур сомневаешься!
Я сунул руку в карман и выудил один жетон.
Но он же не того размера. Я же вижу. Слишком маленький и слишком легкий.
Я сунул его в щель. Он проскочил внутрь. Я толкнул железную перекладину. Ни с места. Звякнув, жетон вывалился в гнездо возврата. Не прошел.
Можно вернуть его?
У нас есть еще кое-какие способы.
Я сплю и во сне вижу, как подъезжаю к «Грин-лайн». Спокойно. После приключения с Хитер на турникете сегодня днем я стал умнее. И сейчас я знаю, что видение папы — это только видение. И оно вполне объяснимо с точки зрения разума.
Оно вызвано силой желания. Много месяцев назад я, должно быть, слышал, как папа говорил об этой станции. Я мог слышать, как он говорил маме о воображаемом «доме». Я, наверно, сознательно даже не помнил об этом, но слово осело где-то в подсознании. А много месяцев спустя, когда папа исчез и я был сам не свой от расстройства, этот образ всплыл из глубин памяти. Что касается голубой визитной карточки, то она могла валяться там невесть с каких пор. Безумный Андерс мог выбросить ее там. Мне она, вероятно, тысячу раз попадалась на глаза, и я не обращал на нее никакого внимания, а тут она тоже вошла в мои фантазии.