Испания, XVI век. Эскуриал, королевский дворец.
Стражники, охранявшие широкие двери из черного дерева, украшенные золотом и слоновой костью, даже не шелохнулись при виде небольшой процессии, остановившейся прямо перед ними. Двое гвардейцев в касках с широкими полями и вороненых кирасах с королевским гербом и глазом не повели. Двоих из четверых, остановившихся перед дверью в Малый зал, где обычно король давал второстепенные аудиенции, они просто знали в лицо — это были такие же гвардейцы дворцовой стражи, как и они сами, разве что наряд у них покрывала пыль и вместо коротких алебард вооружены они были тонкими мечами и кинжалами. Это значило, что им пришлось покидать дворец — послужив здесь полгода, приходилось либо стать наблюдательным, либо оказаться где-нибудь, где идет война. Благо, сейчас недостатка в таких местах не было! Слава Его Величеству, Наихристианнейшему королю!
Было в группе ожидающих аудиенции и еще одно лицо, которое стражники знали, но предпочли бы не знать. Отец-инквизитор Антоний, помощник папского легата, представлявшего в Мадриде церковную власть. Сейчас этот маленький, незаметный человечек с костяными четками в руках был едва ли не самым опасным лицом если не во всей Испании, то уж в столице точно.
И только о высоком, худощавом человеке средних лет, затравленно озирающемся по сторонам, стражники ничего не знали, да и не хотели знать. Мало ли их было здесь таких — когда-то знатных, богатых и могущественных, а этот человек, судя по осанке и благородным чертам лица, казался именно таким. На нем был когда-то отличный черный с серебром камзол, теперь рваный и грязный, кружева дорогой батистовой рубахи превратились в серые тряпки, а парик, обязательный для всех людей знатного происхождения, отсутствовал — каштановые с проседью волосы свисали неровными прядями. На дверь перед собой он смотрел со смесью надежды и испуга.
Тем временем дверь бесшумно и плавно открылась, и появившийся на пороге распорядитель с церемониальным жезлом в руках важно кивнул. Аудиенция начиналась.
Посреди небольшой овальной комнаты, на возвышении, стоял один из Малых тронов. Именно на нем сейчас и восседал король Испании и ее провинций, защитник веры и прочая, и прочая, и прочая.
Справившийся с собой арестованный умудрился зайти в залу довольно твердым шагом, неожиданно изящно поклонился и замер, ожидая разрешения выпрямиться. Инквизитор поклонился куда менее низко, тут же скользнул к стене и почти слился с нею.
— Хватит, Магистр, — голос Его Величества оказался сухим и надтреснутым: король был уже далеко не молод, — наш разговор будет кратким, у нас есть дела поважнее.
Арестованный выпрямился. Теперь он выглядел более спокойным. Он молчал.
— Нам стало известно, что ты весьма искушен в искусстве алхимии, — слова короля падали подобно молоту.
— Так и есть, Ваше Величество, — поклонился арестованный, — но есть и более сведущие в сем древнем, и осмелюсь заметить, разрешенном Святой Церковью искусстве.
Тень инквизитора у стены шевельнулась.
— Не буду тебя разубеждать, скажу только, что Церковь считает иначе. И если бы не мое вмешательство, то в самом ближайшем времени тебе, Альфредо, пришлось бы ближе познакомиться с гостеприимством Ордена Иисуса, здесь, в Мадриде, — ни один мускул не дрогнул на королевском лице. — Ты подозреваешься в колдовстве. Заметь — пока только подозреваешься. Теперь на тебя ляжет тяжкая обязанность доказать свою преданность Короне и Церкви.
— Каким образом я смогу это сделать, Ваше Величество? — спросил арестованный, видя, что король пока не собирается продолжать.
— Ты получишь лучшую лабораторию в просвещенном мире и узнаешь секреты того, что я скажу. В противном случае ты докажешь, что являешься врагом Церкви, а значит, и нашим врагом.
Побледневший алхимик подумал несколько секунд.
— Я приложу максимум усилий, Ваше Величество!
— Хорошо, — король кивнул распорядителю.
Из боковой незаметной двери появился слуга, тащивший что-то, накрытое узорчатой материей. Инквизитор у стены перекрестился.
Второй слуга выкатил на середину комнаты небольшой столик, инкрустированный перламутром.
— Как мы узнали доподлинно, эта вещь способна исполнять желания. Ты должен узнать — как. И помни, за тобой будут следить непрестанно. Срок у тебя — год.
Алхимик неотрывно смотрел на столик. На нем лежала большая, сантиметров пятьдесят на пятьдесят, довольно толстая доска из темного дерева. По ее поверхности, сплетаясь, змеились желоба, как будто выточенные гигантским древоточцем; они пересекались, образуя сложный и непонятный узор. В желобах кое-где таинственно мерцали вставленные туда неправильной формы каменья.
— Стража проводит тебя.
Распорядитель ударил жезлом об пол. Аудиенция закончилась.
— Неплохой город, пап, только холодно здесь, — я поковырял вилкой остывающее пюре. Отец осуждающе посмотрел на мою тарелку, потом на меня.
— Ты знаешь, — заметил он, — это тот самый случай, когда я сделать ничего не могу. Конечно, у нас теплее, но и здесь летом неплохо.
Вообще-то мы переехали сюда из Волгограда две недели назад и по-прежнему называли старую квартиру «у нас».
— Антон! Ешь давай! Ждешь, пока остынет?
Я опомнился и медленно понес вилку ко рту. Во дворе весь день вертелась какая-то собачонка. Интересно, она любит холодное картофельное пюре?
— Вообще-то я уже напробовался, пап! — сказал я чистую правду, потому что готовил ужин я. По-моему, получилось неплохо, правда, очень много.
Отец промолчал. Он всегда так, когда что-то ему о матери напоминает. Сколько себя помню, они ссорились, а два года назад она ушла от нас. Вот так вот. С тех пор мы о ней не слышали. И когда умерла бабка Клава и оставила нам свой дом в Пскове, то мы решили, что лучше переехать сюда. Оказывается, филиал отцовской фирмы был и здесь, поэтому мы ничего не теряли, кроме пары моих школьных приятелей и плохого настроения по вечерам. И теперь уже третью неделю пытаемся устроиться на новом месте.
— Ладно, сын. За компьютером дольше двенадцати не сидеть. Ну а послезавтра едем знакомиться с твоей новой школой.
— А кто мебель расставлять будет? — резонно спросил я. — Учиться три недели осталось, восьмое мая уже. Может, ну ее, школу?
— Есть такое слово — надо. Перед смертью не надышишься! — сказал отец. — Все, я спать пошел, это у тебя энергии навалом, а нам, старикам, нужно много спать.
Посмотрев, как отец идет к себе в комнату, а их в этом доме целых пять, не считая мансарды под крышей, я по темному коридору — лампочек нам не везде хватило — пошел к себе. У меня и раньше была своя комната, в нашей старой двухкомнатной квартире. В первый же день, как мы сюда приехали и отец открыл порядком заржавевший замок, этот дом мне понравился до чрезвычайности. Он и снаружи был неплох — хорошо сохранившийся старый кирпичный дом под крашеной крышей из металлических листов. Но внутри было столько запутанных таинственных переходов! На кухне стояла огромная старинная плита, переделанная под газ, и висела на стенах посуда, которую можно увидеть разве что в кино — сковороды с длинными ручками, какие-то черпаки и большой медный таз. Снаружи отдельный ход вел в подвал, где по углам еще хранились кучки угля. В комнатах была пара неподъемных на вид пустых шкафов и виднелись невыгоревшие пятна на обоях — вещи бабка Клава завещала другим родственникам. Что уж совсем было удивительно, в доме отсутствовало центральное отопление — его заменяла огромная печь, топившаяся газом.