Берег оказался весь усеян загорающими. Похоже, здесь было полгорода, не меньше. Вот что значит север! Люди ловят любой момент, чтобы насладиться теплом. Мне до сих пор слабо верилось, что летом где-нибудь температура может не подниматься выше пятнадцати-двадцати. Но у нас бы в мае столько народу на пляж точно бы не пришло — зачем, все лето впереди!
Какие-то отчаянные личности, рисуясь перед девчонками, как раз с разбегу бросались в воду. Как они заорали! Мне так ни за что не заорать. Третья личность, оставшаяся при девчонках, размахивала руками, что-то рассказывая.
Кстати, девчонки были знакомые. Ну точно — вон Маша, она прямо передо мной сидит, а машет руками Макс, кто же еще. Еще тут была Оля Кирсанова и с ней какая-то чернявая девчонка. Ее я помнил смутно, только что зовут ее Ингой.
Как человек вежливый, я подошел к ним поздороваться.
— Всем привет! — кивнул я. — Как водичка?
— Антон? — удивился Макс, замолчавший на полуслове. — Привет.
— Привет, Антон, — это Маша поздоровалась.
Чернявая что-то пробормотала застенчиво, Кирсанова поздоровалась спокойно.
— Я купаться не могу сейчас, — Максим состроил гримасу, — я менингита боюсь! А ты боишься?
Я расстелил полотенце рядом и обдумал вопрос.
— Нет, не боюсь. Но сначала на солнышке поваляюсь. А кто там в воде плещется?
— Леха и Паша Синев, лучшие друзья менингита и радикулита, — торжественно объявил Макс и пошевелил пальцами босых ног. — А все нормальные на берегу.
— Тебе и купаться для этого не надо, — ядовито сказала Кирсанова, — у тебя ненормальность врожденная.
— Ну вот еще, скажешь тоже! Нормальнее меня не найти… А-А-А-А-А!!!
Это Паша Синев подобрался незаметно и плеснул на Макса пригоршню воды. Дрожащий и даже вроде посиневший Паша радостно кинулся убегать от разъяренного Макса.
— Наверное, согреться захотелось. — К нам подошел мокрый, щелкающий зубами белобрысый Леха. — Здорово, Антон.
— Привет! — отозвался я. — Как тебе вода?
— Супер! — выдавил он и плюхнулся на песок.
Чернявая Инга обеспокоенно на него поглядывала, словно ожидая какого-то подвоха.
Андалузия, разгар охоты на ведьм.
— Самой же ведьмы святые братья в ее логове не нашли, — слегка гнусавя, читал писец, шевеля тонкими губами, — однако обнаружились доказательства многие ее богопротивного волхвования и связи с нечистой силой, которые и посылаем на рассмотрение совету вкупе с описанием их детальным.
Пергамент в руке писца свернулся в трубку, и ему пришлось снова его разворачивать.
— Все, — растерянно сказал писец.
Три фигуры в черном, сидевшие в креслах, слегка пошевелились. Одна из них проговорила, обращаясь к соседу:
— Совсем в провинциях братья распустились, уже и ведьмы простой взять не могут!
Тот, к кому обращались, судорожно стиснул четки, которые держал в руке, и гневно взглянул на говорившего, но потом успокоился.
— Вы не правы, брат Хозе! — неожиданно звучно сказал он. — Не простая это ведьма, это глава их дьявольского сборища! И за то, что ее упустили, кто-то ответит.
— Не спорю, брат Доминик. Только вот не самые же неопытные в ее логово шли!
— Вы же слышали, что окружили ее логово так, что мышь не проскользнет, и все же ушла ведьма. Уж здесь точно без колдовства не обошлось!
Третья фигура, до сих пор молчавшая, вдруг заговорила:
— А может быть, и колдовство ни при чем, а был ход тайный?
В ответ на ее вопросительный взгляд писец просмотрел пергамент и покачал головой:
— Если и был такой, то его не нашли.
Вновь заговорил брат Хозе, по-видимому, он здесь был главным:
— Итак, братья! Приказ о розыске по всем провинциям. Виновным в недельный срок явиться в местную резиденцию ордена, то есть сюда. Предполагаю разобраться с ними лично. С ведьмовским имуществом как обычно — в огонь.
Остальные двое согласно кивнули.
Двое монахов, шедших во двор резиденции ордена иезуитов, тащили на себе большие и даже на вид тяжелые мешки. Впрочем, это занятие было для них привычным. Привычным была и толпа на площади перед резиденцией, собиравшаяся здесь по вечерам. В центре почти всегда горел костер, на который не жалели дров. Иногда в нем горели богомерзкие книги или вещи. А иногда… Лучше и не говорить, что горело иногда на этом костре.
Глашатай объявил о сожжении имущества известной ведьмы Долорес и о том, что эта ведьма находится в розыске, и каждый, кто что-то о ней знает, должен сообщить об этом Святой Церкви.
В огонь полетели пергаментные свитки, затрещали в огне, скручиваясь. Несколько книг, попав в костер, горели медленно и нехотя, до последнего сопротивляясь огню. Какие-то коробочки, сушеные травы, несколько пузырьков — все это летело в огонь, брошенное умелыми руками двух монахов. Они привыкли, им было все равно.
Один из пузырьков внезапно разорвался, расцветив пламя синим и зеленым. Толпа загудела.
Последней в костер полетела странная вещь. Больше всего она напоминала простую доску с прорезанными в ней извилистыми желобами. Камни, вставленные в нее, зловеще сверкнули в свете костра.
В ответ на этот блеск хищно засверкали глаза у нескольких оборванцев в толпе, но люди быстро опустили головы и приняли невинный вид.
Доска упала в груду углей, жар жадно облизывал ее темную поверхность в предвкушении добычи. Потом ее скрыло пламя.
Я уютно расположился на своем расстеленном полотенце рыжего цвета с черными полосами, в отличие от Лехи, который предпочел греться на голом песке. Ну, оно и понятно, я-то еще сегодня не совершил подвига погружения в ледяную воду, а решил немного подождать и погреть свое соскучившееся по теплу худощавое тело щедрыми солнечными лучами. Меня совсем не отвлекала беготня Макса за Пашкой, напротив, даже развлекала.
Девчонки тоже наблюдали это занимательное зрелище и от души хохотали, тем более когда Макс наконец настиг своего противника и пытался вкопать его в песок. Особенно задорно смеялась, конечно, Ольга Кирсанова. Но, видимо, зря, потому что Макс это дело просек и, разобравшись с Пашкой, направился к нашей примадонне.
Ольга, как только это заметила, сразу перестала смеяться. Инга с Машкой внимательно наблюдали, что же произойдет дальше. Максим приближался.
— Весело было, да? — сказал он, в упор глядя на признанную красотку класса. — Может, хочешь окунуться?
— Нет, Макс, что ты, — тряхнула головой Кирсанова, отчего ее светлые волнистые волосы заблестели на солнце, — если я захочу искупаться, мне ничья помощь не понадобится, можешь мне поверить.