– Мама! Мама! – вздохнула она и перестала дышать.

Я вынес ее во двор: солнце осветило ее белое лицо и жалостное подобие тени улыбки на нём. Ее голова откинулась назад. Она была мертва.

Я забыл о Малютках, об убийце-принцессе, забыл о мертвом теле, которое держал на руках, и побрел прочь, ища свою Лону. Окна и двери были заполнены злобными лицами глумящимися надо мной, но не осмеливающимися произнести хотя бы одно слово, так как они видели, что за мной бредет белая леопардиха, склонившая свою голову к моим пяткам. Я оттолкнул ее ногой. Она некоторое время подождала и снова пошла за мной.

Я добрался до площади: маленькой армии там не было! Пустота этого места словно разбудила меня. Где Малютки? Где ее Малютки? Я потерял ее детей! Я беспомощно огляделся вокруг, прислонился к колонне и опустился на ее основание.

Но когда я сел, рассматривая ее лицо, на котором застыло спокойное и кроткое выражение, мне показалось, что она улыбнулась живой быстрой улыбкой. Я не сомневался в том, что это мне только показалось, и понял, что это значит – я все еще вижу ее живой! Это не она, это я потерялся, а она – нашла меня!

Я поднялся и собрался идти вслед за Малютками, и инстинктивно искал ворота, через которые мы сюда вошли. Я осмотрелся вокруг, но леопардихи поблизости не было.

Улицу быстро заполняла свирепая толпа. Они увидели, что руки у меня заняты, но некоторое время не осмеливались напасть. Однако еще до того, как я добрался до ворот, они набрались смелости. Одна из женщин стала толкать меня; я не обращал внимания. Какой-то человек ударил мою неприкосновенную ношу: я пнул его, и тот, вопя, отстал. Но толпа теснила меня, сжималась вокруг, и, волнуясь за то, что с моей драгоценной мертвой ношей что-либо случится, я крепче прижал ее к себе и освободил свою правую руку. Но в этот миг какое-то волнение произошло на улице за моей спиной, толпа расступилась, и через нее прошли Малютки, которых я оставил во дворце. Десятеро из них ехали на спинах четверых слонов; а на двух остальных лежала принцесса со связанными руками и ногами, вполне спокойная, за исключением глаз, которые дико выкатились из орбит. Еще двое Малюток скакали позади нее на коне Лоны. А мудрые слоны, которые несли ее, то и дело поднимали свои хоботы и ощупывали веревки.

Я пошел вперед и вышел прочь из города. Какой конец всем надеждам, с которыми я входил в это зловещее место! Мы захватили злую принцессу и потеряли нашу всеми любимую королеву! Моя жизнь стала никчемной! В сердце была пустота!

Глава 37 ТЕНЬ

Мои товарищи удовлетворенно зашептались: где-то далеко они увидели своих друзей! Двое на коне Лоны поскакали вперед, чтобы присоединиться к ним. Их встретила волна приветствий – и тут же смолкла. Маленькими ломающимися волнами доносились до нас их рыдания по мере того, как мы приближались к ним.

Когда я оказался среди них, я заметил, что с ними приключилось какое-то несчастье – на их детских личиках застыло дикое выражение, оставленное чем-то странным и ужасным. Ничто другое не могло служить причиной такой жуткой перемены. Несколько малышей медленно подошли ко мне и протянули руки, чтобы принять у меня мою ношу. Я отдал ее; и тихое отчаяние улыбок на их лицах, и их собственная опустошенность, с которыми они приняли ее, наполнило мое сердце жалостью. Напрасны были рыдания над их мамой и королевой; напрасны попытки как-то дать ей понять, сколь глубока их любовь; напрасно они ласкали и целовали ее, когда уносили ее прочь – ей уже не проснуться! С каждой стороны один из них нес ее руку, бережно ее поглаживая, и столько детей, сколько за раз могло оказаться рядом, дотрагивались до ее тела, а те, кто не мог, держались за тех, кто ее нес. В том месте, где трава становилась толще и мягче, они положили ее на землю, и, плача, собрались вокруг.

Вокруг толпы детей стояли слоны, и я среди них, и смотрел на мою Лону поверх множества маленьких голов А те, кто стоял за мной, уставились на принцессу и застыли дрожа. Оди был первым, кто заговорил:

– Я прежде видел эту женщину! – шепнул он ближайшему соседу. – Это она сражалась с белой леопардихой, в ту ночь, когда они разбудили нас своим рычанием!

– Глупыш! – ответил мальчишка. – Это же был дикий зверь, и к тому же пятнистый!

– Посмотрите на ее глаза! – настаивал Оди. – Я знаю, что она плохая великанша, но она в то же время и дикий зверь тоже! Я знаю, она та самая, крапчатая!

Другой подошел на шаг ближе, но Оди мягко отстранил его.

– Не смотри на нее! – воскликнул он, уже зачарованный выражением ненависти, наполняющим ее глаза. – Она съест тебя, ты и моргнуть не успеешь! Это была ее тень! Она – злая принцесса!

– Этого не может быть! Они же говорили, что она красивая!

– Конечно, это принцесса! – вставил я. – Злоба сделала ее уродливой!

Она услышала – и как она на меня посмотрела! Оди произнес задумчиво:

– Я сильно ошибался, когда убежал!..

– Что заставило вас бежать? – спросил я. – Я рассчитывал найти вас там же, где оставил!

Он не ответил сразу же.

– Я не знаю, что заставило меня бежать, – ответил другой. – Я чего-то испугался!

– Это был человек. Он спустился по холму вниз от дворца, – сказал третий.

– Чем же он вас напугал?

– Он не был человеком, – сказал Оди, – он был тенью, он словно состоял из тумана!

– Расскажите мне о нем побольше.

– Он спустился с холма, и он был очень черным, шел как ходят плохие великаны, но более широкими шагами. У него ничего не было, только чернота, которая окутывала его. В тот миг, когда мы его увидели, мы испугались, но не убежали Он подходил к нам, словно собирался пройти сквозь. Но еще до того, как он добрался до нас, он стал шагать шире и шире, он вырос, и рос больше и больше, пока, наконец, не стал таким огромным, что просто исчез из виду, и мы его больше не видели, но он вдруг оказался внутри нас!

– Что вы хотите этим сказать?

– Нас окутала темнота, и мы не могли видеть друг друга; а потом он оказался в нас.

– Как вы узнали, что он внутри вас?

– Он сделал меня другим. Я чувствовал себя, как кто-то очень плохой. Я не был больше Оди – тем Оди, который был мне знаком. Мне захотелось разорвать Созо на кусочки – не по-настоящему, но как будто!

Он повернулся и обнял Созо.

– Это был не я, Созо, – всхлипывал Оди, – на самом деле, где-то глубоко внутри я был по-прежнему тем же Оди, который всегда любил тебя. – И Оди встал во весь рост и вышвырнул Порченого прочь. – Я почувствовал себя совсем больным и подумал, что я должен убить себя для того, чтобы вырваться из этой тьмы. Затем раздался отвратительный смех, который я услышал где-то внутри себя, и воздух вокруг меня задрожал. А затем, по-моему, я побежал, но не сознавал, что творю до тех пор, пока не обнаружил, что несусь куда-то сломя голову, изо всех сил; и все остальные тоже бежали вместе со мной. Я остановился, наконец, но не мог ни о чем подумать до тех пор, пока не оказался за воротами, среди трав. И только тут я осознал, что я только что убежал от тени, которая хотела быть мной и не стала, и что я – Оди, который любит Созо. Это была тень, это она вошла в меня и ненавидела его, сидя во мне, то есть я – это был не я! И только тогда я понял, что я не должен был бежать! Но, конечно, я не совсем понимал, что творю, до тех пор, пока не сделал то, что сделал! Я думаю, это сделали мои ноги: они испугались и забыли обо мне, и убежали прочь! Плохие ноги! Эта! И эта!