Этот псих продолжает: «Прежде всего убедительно прошу вас никогда более не именовать меня этим нелепым прозвищем, каковое мне было присвоено в связи с явной и, вероятнее всего, злонамеренной ошибкой. (Это, значит, ему имя Курносик не нравится.) В противном случае по отношению к вам будут приняты адекватные и, уверяю вас, достаточно жестокие меры».
Я за ним внимательно слежу, стараюсь не раздражать. «Как же вас именовать?» — говорю.
«Зовите меня просто директором», — отвечает.
Сейчас, думаю, самое время ему в морду плюнуть и расхохотаться…
А он говорит: «Ваш мозг, равно как и мозг всякого другого гномы, весьма несовершенен. Я же сумел улучшить способности своего мыслительного аппарата почти безгранично. Отныне я могу запоминать, вычислять, анализировать и принимать решения на уровне самого совершенного компьютера».
Короче выясняется, что этот псих ещё на Колобке (это планета наша так называется — Колобок) додумался вживлять в свой мозг электронные схемы. Делал это при помощи им же натасканных роботов. За тот месяц, что мы были в космосе, он доулучшал себя окончательно: по сути превратился из гномы в робота. Голова у него изнутри полностью механическая, но тело ещё живое. Поэтому он носит пиджак с защитным покрытием, бережёт сердце. Старые мозги у него в стеклянной банке хранятся, в питательном растворе. Я так думаю, что если его изловить да усыпить, то можно было бы их обратно вправить. А? Как вы думаете? Черепушку вскрыть, всю железную дребедень вытрясти, а мозги на место вправить. Как вы на это смотрите?
— Это конечно, — неуверенно согласился Карлуша, который многое из сказанного не понял, но главное всё же ухватил. — Только его поймать надо сначала. А у него здесь целая армия этих… цириков.
Адмирал вздрогнул.
— Кого-кого? — переспросил он настороженно.
— Этих, цириков ваших, кого же ещё?
Некоторое время адмирал испуганно смотрел на Карлушу.
— Да как же это… Что вы такое говорите?
— А что? Я ничего такого не сказал, — удивился Карлуша.
— Но как же, — настаивал Прим Бамбас. — Вы только что произнесли ужасное, недопустимое ругательство!
— Ругательство? Вот ещё!
— Да, да! Возмутительное, нецензурное и отвратительное бранное слово! Так выражаются только неисправимые негодяи арестанты, желая тем самым оскорбить и унизить направляющих их на путь истинный и, по сути, желающих им добра гномов!
Чек что-то зашептал Карлуше на ухо, и тот воскликнул:
— Ах, так это, наверное, у вас цириков так называют!
Адмирал вскочил и гордо поднял голову. Его маленькие глазки метали молнии, а поднятая торчком взъерошенная рыжая борода подрагивала.
— Ой, извините! — испугался Карлуша. — Мы даже не знали, что это нехорошее слово. Честное слово, я его только здесь первый раз и услышал!
Адмирал немного успокоился и уселся обратно в кресло.
— Никогда больше этого не говорите. Единственным оправданием для вас служит очевидное незнание общепринятых у нас на планете этических норм.
— Но ведь так называют роботов, а не гномов! — попытался во что бы то ни стало разобраться до конца Карлуша.
— Разумеется. Но данное оскорбление в широком смысле относится и к тем, кто руководит конвоированием арестантов, а поскольку я также являюсь…
— Понятно, понятно! Мы обещаем, что никогда больше не скажем… этого слова, — пообещал Карлуша. — Вы мне объясните другое, — поспешил он переменить тему. — Объясните, что это за круги вокруг вас образовались? Вот этот, что вокруг корабля, будто стеклянный. А тот, что в море, и вовсе какой-то странный, невидимый…
Адмирал поднялся и шагнул к стоящей в центре комнаты круглой тумбе…
Хронооболочка. — Очередная попытка проникновения. — Опять гости
Адмирал поднялся и шагнул к стоящей в центре комнаты круглой тумбе с вращающимся диском. Костяшками пальцев он постучал по невидимому колпаку.
— Как вы думаете, из какого материала изготовлена эта сфера?
— Может быть, стеклянная? — неуверенно предположил Карлуша.
— Отнюдь! — Адмирал Прим Бамбас торжественно поднял указательный палец. — Отнюдь! Эта сфера изготовлена из ткани времени.
Наступила театральная пауза.
— Да, да! — продолжал Прим Бамбас. — Гномы с планеты Колобок системы Голубой Звезды полностью обуздали и заставили работать на себя неуловимое, утекающее, ускользающее время! Подойдите сюда.
Карлуша и Чек осторожно приблизились к тумбе.
— Потрогайте, не бойтесь.
Приятели осторожно потрогали прозрачную невидимую сферу. Поверхность была прохладной и гладкой на ощупь.
— Она абсолютно невидима, поскольку не отражает света, и абсолютно неуязвима. Содержащаяся в воздухе влага конденсируется на её поверхности и делает её похожей на стекло. Её, конечно, можно сделать и видимой, если обсыпать, допустим, мелом или облить краской. Но стоит уменьшить скорость вращения динамика, и оболочка исчезнет…
С этими словами адмирал взял в руку карандаш и нажал кнопку на пульте. Ладонь Карлуши, лежавшая на невидимой поверхности, вздрогнула, перестав ощущать под собой опору.
— Теперь держите руки подальше и наблюдайте за карандашом.
Друзья быстро спрятали руки за спину, а Прим Бамбас снова нажал какую-то кнопку.
Послышался лёгкий щелчок, и ровно срезанная половинка карандаша упала на тумбу внутрь круга. Другая половинка осталась в руке адмирала.
— А? Ловко? — сказал он хвастливо. — Всё дело в том, что при определенной скорости вращения этой пластинки, которая называется динамиком, — скорости, превышающей скорость света, — вокруг динамика происходят любопытные изменения. В режиме «два-икс», например, динамик такой конфигурации дает эффект защитной хронооболочки вокруг корабля и одновременно эффект большой оптической сферы, делающей невидимым со стороны весь район приземления. Ведь на ваших ракетах тоже имеется антиметеоритная защита?
— Да, кажется, что-то такое есть, — неуверенно подтвердил Карлуша.
— Но ваша защита имеет полевой характер, а наша — временной.
— Как это понять — временной?
— Ну, вообразите себе мыльный пузырь, поверхность которого существует в другом времени. Допустим, на секунду раньше, чем есть на самом деле. Часы, допустим, бьют полдень, а пленка пузыря существует во времени без одной секунды полдень. Понимаете?
— Ну… так…
Адмирал в возбуждении забегал вокруг тумбы, заложив руки за спину и меча на слушателей торжествующие взгляды. Он продолжал:
— Если вы захотите, чтобы пузырь лопнул, что вы сделаете?