— Ладно, — пролепетала я, из всех сил изображая улыбку. — Нет проблем.
Богом клянусь, он еще и подмигнул! Мне потребовалось приложить усилие воли, чтобы не сгенерировать импульс и не шарахнуть его молнией.
* * *
Все последовавшее далее оказалось настолько плохо, насколько только можно было предполагать. Все мои реплики отличались крайней тупостью, в резиновом костюме было отчаянно жарко, Марвин был отвратителен, моральная поддержка со стороны Черис отсутствовала. Меня опять нещадно поливали водой, на сей раз, чтобы предупредить посетителей пляжа о возможном волнении на море. Один из рабочих сцены при этом мерзко хихикал.
Когда я по окончании этого кошмара стягивала потные, липкие колготки, Женевьева, оторвавшись от своего курения, бросила мне полотенце со словами:
— Знаешь, как партнерша ты лучше, чем он того заслуживает. Благодаря тебе этот тип и сам выглядит лучше. Будь я на твоем месте, я бы — раз и подзабыла свою роль: пусть выкручивается как сумеет.
Она многозначительно приподняла одну выщипанную бровь и щелчком выбила из пачки очередную канцерогенную сигарету.
Я бросила мокрые колготки в корзину — бросок попал в цель, радуясь обретенной свободе, пошевелила пальцами ног и поинтересовалась:
— Думаешь, это сработает?
— Как пить дать, — уверенно заявила она. — Во всяком случае, у двух предыдущих девчонок срабатывало. Правда, одна из них, похоже, сбрендила и отхлестала его резиновой рыбиной. Но знаешь, рейтинг-то поднялся, так что, может, это и не лучшая идея, во всяком случае, насчет рыбины… Слушай, знаешь что: у тебя прекрасно выглядят волосы. Тебе бы надо провести денек на пляже… тем более, говорят, день будет солнечным.
Мы обе покатились со смеху, хлопнули друг дружку по рукам, и я отбыла, оставив ее заниматься прической ведущей полуденных новостей.
Небо на востоке прояснилось, однако, остановившись и прочувствовав ветер, я поняла, что это ненадежно: следом, над океаном, к побережью катилась еще одна волна холодного, влажного воздуха, столкновение которой с уже существующей зоной высокого давления сулило формирование нового облачного фронта. Дождь сегодня, а возможно, и завтра. Какое тут, в задницу, солнце? На сей раз Марвин точно дал маху или же у него в заднем кармане спрятан Хранитель. Но если так, то кто? То, что не я, это ясно. А с учетом того, что местное отделение возглавлял Джон Фостер, один из немногих известных мне по-настоящему честных Хранителей, мне трудно было представить себе, кто бы это мог быть. Однако у Джона имелось слабое место. Будучи честен сам, он доверял людям, пока его не подводили.
Походило на то, что мне самой пора всерьез заняться поисками обвиняемого. В интересах самосохранения.
«У тебя есть сила, — напомнила я себе. — Ты сама можешь вызвать шторма, грозы и ливни. Если приспичит, ты можешь основательно взгреть кому-нибудь задницу».
Ага, так-то оно так, да только при этом недолго навлечь на собственную задницу очень серьезные проблемы, вплоть до магической лоботомии. Не больно-то приятная ситуация. Я слишком хорошо понимала, насчет чего предостерегал меня Льюис.
С самого увольнения я до сих пор вообще не использовало силу, но Хранители все равно против меня ополчились. А уж если я прибегну к ней сейчас, пусть в целях самозащиты…
Свернув за угол и направляясь к машине, я приметила угнетающе знакомый белый фургон. Мокрый от дождя, он сверкал в лучах восходящего солнца.
Проклятье!
Родригес сидел на водительском сиденье и уминал плюшки. В кабине у него находился подключенный к разъему на приборной панели маленький жидкокристаллический телевизор: он работал и был настроен на местный канал. Не приходилось сомневаться в том, что он с удовольствием полюбовался моим утренним унижением — выступлением в прямом эфире в качестве Солнечной Идиотки.
Эта мысль мне почему-то радости не прибавила.
— Как делишки? — спросила я его. Он утер со рта салфеткой крошки от плюшки, облизал губы и отпил кофе. — Тебе не надоело, а? Валил бы лучше домой. Мне нечего тебе сказать.
— Еще как есть, — возразил он. — Попробуй. Расскажи мне, откуда ты знала Томми Квинна и что с ним случилось. Исповедь облегчает душу.
— Ты попусту тратишь время. И свое, и мое.
— Ну, что касается меня, то я в длительном отпуске, так что своим временем распоряжаюсь сам, как мне вздумается. Что же до твоего, то я на него плевать хотел. Тебе придется ответить на мои вопросы. Рано или поздно.
Я чувствовала себя усталой, опустошенной, раздраженной: когда тебя с утра пораньше выставляют в идиотском виде на посмешище, это едва ли обеспечивает на весь день заряд хорошего настроения. Но главное, я чувствовала себя не просто усталой, а измотанной… Постаревшей. И, возможно, по этой причине меня понесло.
— Ладно, — выдала я, — хотел, так слушай. Твой драгоценный Томас Квинн не был хорошим человеком, и ежели ты с ним дружил, то, поверь мне, без него тебе будет гораздо лучше. Этот малый не задумываясь всадил бы нож тебе в спину в тот самый миг, как только решил бы, что дело стоит беспокойства. И я это не в фигуральном смысле.
Родригес выслушал все это, молча глядя на меня с холодной невозмутимостью копа, под которой угадывалась жаркая человеческая ярость.
— Томми был хорошим человеком, — произнес он с нарочитым спокойствием, после того как я умолкла. — Хорошим копом. Хорошим мужем и хорошим отцом.
Ярость из глубины прожгла-таки себе путь на поверхность.
— Я видел, как он вытащил шестимесячного младенца из горящего здания, а когда тот умер у него на руках, его буквально вывернуло наружу. Ни хрена ты о нем не знаешь. Он был хорошим парнем.
Я вспомнила Квинна, припомнила все свои многогранные впечатления от этого малого. Он нравился мне. Он пугал меня. Он вызывал у меня ненависть. При этом я совершенно его не знала, так же, впрочем, как и Армандо Родригес, что бы он сам на сей счет ни воображал. Такие люди, как Квинн, никому не позволяют узнать себя по-настоящему. Они никогда не показывают свое истинное лицо.
— Кроме того, он был еще убийцей, садистом и насильником, — сказала я. — Но знаешь, люди вообще бывают многосторонними.
С этими словами я двинулась дальше, нашаривая ключи от машины.
— Ты сказала «был», — послышался позади голос Родригеса. — В прошедшем времени.
Я продолжала идти, чувствуя холодок между лопатками. Позади лязгнул металл, послышался тяжелый топот ног по бетону, и я едва успела подумать «ох, дерьмо», как он схватил меня и приложил к холодной, мокрой пассажирской двери «Випера». Толчок вкупе с испугом вышиб из меня весь воздух, а прежде чем я успела вздохнуть, он заломил мои руки за спину, сгреб их обе одной своей ручищей, а другой с силой, больно прижал мою голову к крыше автомобиля. Волосы, упавшие на лицо, забивались в рот, вместе с судорожными попытками набрать воздуха. Я была ошеломлена, едва держалась на ногах, руки, казалось, вот-вот будут вывернуты из суставов, так что неудивительно, что у меня возник непроизвольный порыв потянуться к окружавшим меня воздуху и воде: пришлось приложить внутреннее усилие, чтобы его подавить. Иначе я могла нарваться на неприятности посерьезнее, чем общение с детективом Родригесом.