Джонатан опустил руку.
Позади меня полыхнула энергия. Жгучий поток пронесся сквозь меня, словно взрывная волна, породив столь яростный, озлобленный тем, что его до сих пор сдерживали, порыв ветра, что я едва устояла под его нежданным напором, и Джонатан даже поддержал меня рукой. Мои длинные волосы вытянулись по ветру ему навстречу, словно вьющийся боевой стяг. Сквозь их колышущуюся завесу я увидела, что Джонатан удостоил меня еще одной едва заметной, циничной улыбочкой, но потом его взор устремился куда-то мимо меня, и я увидела в нем боль. Он что-то произнес, но не по-человечески, а на звонком, певучем языке джиннов. Молитву, проклятие, слова скорби…
Позади себя, в воздухе, я ощутила темное присутствие.
Дэвид преображался в нечто ужасное, нечто, состоящее из острых, режущих граней, хищное и голодное.
Я попыталась обернуться к нему, но Джонатан удержал меня.
— Не смотри!
Но мне было достаточно и опустошения в его глазах: я созерцала кончину дружбы, которая не предполагала окончания, ибо, казалось, само время должно было ее уважать.
Но я сделала это. Нет, мы с Дэвидом сделали это вместе. До меня начинало доходить, что любовь, конечно, прекрасна, но так же беспощадно эгоистична.
Прикоснувшись к Джонатану, я ощутила огонь. Не жар плоти: он опалил меня бушующей в глубине яростью, однако я не отступилась:
— Джонатан…
— Мне надо убираться, — буркнул он, и я снова услышала в его голосе печаль, растворенную в бесконечной боли. — Если я останусь здесь, он убьет меня. Или, еще того хуже, я убью его. Он сейчас слишком голоден. Помни, что я тебе сказал — у тебя не так много времени. Сделай это.
Он отступил назад. Полощущиеся на ветру волосы вновь упали мне на лицо, а когда я убрала их и повернулась туда, куда был направлен его взгляд, Дэвида там уже не было. На его месте находилась некая жуткая комбинация черных теней, острых углов и поблескивающих граней, не имеющая ни малейшего, даже самого отдаленного сходства с человеком. Ифрит.
Он прикоснулся к поверхности моста и заскользил по направлению к нам, привлекаемый источником энергии. Привлекаемый Джонатаном.
— Нет!
С криком я преградила Дэвиду путь, но он просто проплыл сквозь меня, просто прошел сквозь меня, словно сквозь дымовую завесу, выставив сверкающие, как алмазы, когти.
Джонатан исчез прежде, чем они успели к нему прикоснуться, но спустя несколько секунд растворился и Дэвид. Пустился в погоню за этим ярким, светящимся призраком.
Я осталась одна.
Ну, это, конечно, сильно сказано: вокруг толпилось множество зевак, внезапно осознавших, что произошло нечто странное, хотя трудно было понять, что именно и кто за это в ответе. Подъехали копы, толпа выдавила меня прямо к полицейской машине. Полицейские не знали, о чем спрашивать, поскольку не понимали, что вообще случилось, и я в данной ситуации могла лишь им подыграть, изображая полнейшую растерянность. Благо в моем положении, после всего только что пережитого, это было совсем не сложно. Они задали мне несколько неопределенных вопросов, получили от меня такие же невнятные ответы и, в конечном счете, этим удовлетворились, придя к выводу, что произошедшее так или иначе следует трактовать как самоубийство.
Я бы и сама рада так думать но куда мне было деваться от вновь и вновь всплывавшего в памяти дикого ужаса в глазах тянувшегося ко мне Хранителя или крика, вырвавшегося у него, когда Дэвид его выронил.
По моей вине.
А. ведь я даже не знала его имени.
В конечном счете копы передали меня на попечение Черис, стоявшей у заграждения с видом встревоженным, растерянным и ошеломленным. Не промолвив ни слова, она схватила меня за руку, потащила к «Мустангу» теперь стоявшему на тротуаре, в стороне от Транспортногопотока, и, остановившись, обернулась ко мне
— Что все это, на хрен, значит? — выкрикнула она, перекрывая возобновившийся шум уличного движения, сигналы клаксонов и вой ветра. — Джоанн! Что это с тобой было, черт бы тебя побрал?
Я не ответила, у меня просто не было сил. Просто посмотрела на нее, обошла машину и, подойдя к пассажирской двери, залезла внутрь. Черис не успокаивалась, продолжая осыпать меня вперемешку то руганью, то вопросами, имевшими не больше смысла, чем те, которые задавали мне копы. Я не обращала на нее внимания.
Дэвид исчез. Я его больше не ощущала. Закрыв глаза, я вспомнила, в Лас-Вегасе, когда у меня имелась бутылочка с другим джинном, превратившимся в ифрита, я тоже утратила ощущение связи. Правда, тот Ифрит, вернее «та», поскольку речь шла о существе женского пола, все же выполняла мои распоряжения, во всяком случае, самые важные.
— Дэвид, — прошептала я, не открывая глаз, — вернись в бутылку, сейчас же.
У меня не было возможности проверить, сделал ли он это. Хотелось верить, что да. Что Джонатан получил некоторую свободу действий. А Дэвид, может быть, даже немножко восстановится. Может быть, может быть… как же хреново все обернулось!
Я надавила ладонями на глаза так, что перед ними вспыхнули звезды.
Тепло во мне ощущалось чужим, словно жизнь поддерживалась искусственно. Да и это, как предупредил Джонатан, не навсегда. А пока я буду искать решение, Дэвиду может прийти конец.
Черис тарахтела насчет того, что нас с ней уволят, что мы опоздали на съемку больше, чем на полчаса, но меня, разумеется, волновало не это. Я просто хотела попасть домой. Она запустила двигатель и вроде как собралась ехать, но вдруг остановила «Мустанг» и, протянув руку, схватила меня за плечо.
Я посмотрела на нее. Вся она, от поднятых бровей до округлившегося, подкрашенного блестящей помадой ротика, являла собой живое воплощение удивления.
— Что такое? — не поняла я.
Вместо ответа она подтянула меня к себе и положила ладонь на мою открытую шею.
— Эй!
— Джоанн, — промолвила она, несколько раз легонько похлопав меня по этому месту, — твои ожоги. Они исчезли.
Надо же, прощальный подарочек от Джонатана. Мне это показалось столь же невероятным, как и Черис, объявившей произошедшее чудом. Хотя совсем по другой причине.
Я хотела домой, но Черис категорически отказалась разворачивать машину, раз уж мы так близко от места назначения.
— Если они и выставят меня пинком под зад, — с мрачной решимостью заявила она, тронув машину и снова начав вилять в быстром транспортном потоке, — то пусть скажут об этом в лицо.
Съемка должна была состояться на площадке для подержанных машин: похоже, мы шли в нагрузку к рекламе какой-то местной фирмы, торгующей рухлядью. Черис резко, с визгом тормозов, остановила «Мустанг» и воззрилась на появившихся невесть откуда, прямо как по волшебству, продавцов.
— Мою тачку не трогать! — заявила она главному в этой шайке, здоровенному, как бывший футболист, стриженному под «плоскую макушку» парню, судя по алчному блеску в глазах, уже раскатавшему губу на ее машину, в предвкушении выгодной сделки. — И просьба сохранить в лучшем виде: я ее продавать не собираюсь.