– Ты действительно в порядке.
– Точно. Отлично. Как бы то ни было. Давай что-то делать.
Я была порядком обескуражена и чертовски уверена, что и не думала говорить ничего из того, что сказала. Ну ладно, хорошо, может быть, только про одежду, но все остальное была полная ерунда. Итак. Значит, подобное принуждение действительно работает. Интересно.
– Дай мне приказ. Что-нибудь несущественное.
– И что ты будешь делать с этой просьбой? – спросил Патрик. Я совершенно забыла о нем. Но он оставался здесь, продолжая сидеть на руке-кресле, держась за подлокотники и глядя на меня этими хрустально голубыми глазами, плотоядным взглядом, совершенно не подходящим Санта-Клаусу. Он тоже наблюдал мое небольшое стрип-шоу, но, в отличие от Льюиса, не изображал из себя джентльмена. – Если ты собираешься высказывать желание, попроси что-нибудь полезное. Заставь ее попотеть.
Льюис несколько секунд обдумывал его предложение, потом неопределенно взмахнул рукой, обводя порно-теат-рально-цирковое жилище Патрика.
– Ладно. Переделай здесь вес.
Патрик вскочил с кресла как ужаленный, но было слишком поздно.
Вот чтопроизошло.
Энергия ворвалась в меня, мгновенно заполнив – насыщенная, яркая, золотистая, нескончаемая. Потенциальная энергия Льюиса. Сейчас у меня был доступ ко всему, что он имел, ко всему, чем он являлся, ко всему, чем он мог бы быть. Мощь, заключенная в нем, была просто неописуема – вполне достаточно для того, чтобы разрушать огромные города, разрушать горы, менять лик земли.
И этого было более чем достаточно для того, чтобы придать приличный вид этой квартире.
Я начала с одного конца и пронеслась сквозь нее гармонизирующим цвета штормом. Ковер приобрел изящную бледность шампанского. Цвет стен сменился на светло-кремовый. Статуи полностью исчезли в вихре отдельных частей тел, срывающихся с плохо отштукатуренных небес.
Порнографическое подражание Микеланджело заменил элегантный подвесной потолок с оконными вставками и золотыми штрихами. Я добавила винные штрихи на стены и развесила картины обнаженных пышногрудых красоток Мондриана. Не думаю, что украла оригиналы, но, в конце концов, я была пока новичком в таких делах.
Мебель. Банановый диван сменился черным кожаным, масляно мягким, со смелыми латунными вставками на ножках. Стул Льюиса в форме туфли стал изящным креслом.
Я заставила пластиковое руку-кресло Патрика исчезнуть совсем, вместе с хромированным кофейным столиком в виде ступни.
– Стой! – вопил Патрик в абсолютном ужасе. – Что тыделаешь!
– Пребываю на службе обществу. – Ответила я и добавила симпатичный кирпичный камин с декоративным латунным экраном. И рядом – маленькую китайскую вазу для хранения спичек. Потом повернулась к Льюису. – Какие-то особые пожелания?
Его прищуренные глаза светились весельем. Действительно, я оставалась собой. Черт, это было дажезабавно… безграничная сила потрескивала в кончиках моих пальцев. Я могла сделать что угодно. Абсолютно –что угодно.
– Я думаю, она очень точно выразила свою мысль, – сказал он Патрику.
Патрик беспомощно ходил по квартире кругами, не зная, куда смотреть. Каждое новое открытие вызывало у его дополнительный приступ отчаянья. Я поборола импульс злорадного желания добавить экземпляр журнала «Лучшие интерьеры» на новый столик вишневого дерева но не стала – ввиду бесполезности попыток вбить ему хоть что-то в голову.
Льюис отыскал пластиковую пробку от маленькой бутылочки и положил и пробку, и пузырек в карман голубых джинсов.
– Ты готова? – спросил он, обращаясь ко мне.
Я все еще витала в облаках косметического ремонта.
– Ты шутишь? – Я не могла сдержать смех, рвущийся из меня, жизнерадостный, полный острого удовольствия. – Давай, задай мне задачу. Черт, это так клево!
Я ощутила, как он поднимается на тонкий план. Так как он был человеком, то не мог исчезнуть из реального мира, его тело останется на физическом уровне, временно безжизненное. Я поднималась вместе с ним, не имея подобно ему серебряной нити, соединявшей дух с физической оболочкой, и вплывала в потустороннюю игристую волшебную страну, называющуюся эфирным уровнем. Возвращаясь сюда, я каждый раз находила се вес прекраснее, делала новые открытия. Возможно, мое зрение джинна все еще настраивалось, но, каковы бы ни были причины, в этот раз цвета оказались ярче, насыщенней и глубже. Аура Льюиса была похожа на стакан молока, сейчас спокойная, но все равно гораздо сильнее любой другой, виденной мной у людей прежде. Она не походила на ауру джинна, нет, имела совсем иной вид. Что-то… исключительное.
Человеческий голос плохо распространялся здесь, поэтому он прикоснулся ко мне и указал.
Я ухватилась за него – он оставался здесь в твердой форме и более-менее похожим на себя – и мы начали движение через местный ландшафт, поднимаясь выше и сворачивая под углом направо. Вверх, вверх, вверх… Земля выгнулась далеко под нами, вся в ярком жемчуге, укутанная дымкой облаков. Он продолжал тянуть меня. Я чувствовала, что сопротивление эфира – так и должно было быть по законам физики – начинает уменьшаться. Мы достигли границы удаления от Земли, безопасной для Хранителя.
Я отпустила его, паря рядом. Он вновь поднял руку и сделал указующий жест. На сей раз я смогла почувствовать силу его желания, направляющего меня, и принуждение, которое приведет меня к цели.
Путь прямо в ад. Даже дальше, чем брал меня Патрик.
Здесь, в этой реальности по-настоящему и пространства-то не было.
Но выбора у меня не оставалось, и я обнаружила, что уже двигаюсь. Почувствовав, как рука Льюиса в последний раз мягко коснулась меня, я умчалась, плывя, как быстрая изящная русалка, через море все более и более истончающегося сопротивления.
Оставшуюся часть пути я заставляла себя двигаться плавно, и через некоторое время увидела то, что искала. Не столько присутствие чего-либо, сколько отсутствие; пространство здесь было огромным и пустым, индифферентно серым, с мимолетными искрами силы, передаваемыми из одного места в другое. Я замедлилась, раскинулась тонким маревом под едва чувствовавшимися прикосновениями Солнца и стала изучать проблему. Пустота на этом плане никак себя не проявляла, мне нужно было перейти на более высокие уровни, чтобы увидеть ее.
Над эфирным планом располагались другие, но Дэвид как-то предупреждал меня, чтобы я не занималась исследованиями без проводника. С другой стороны, Дэвида нигде не было видно, а надо мной висело принуждение.
Тремя слоями выше находился самый высокий из возможных уровней известного мироздания, или, по крайней мере, наиболее высокий из доступных для исследования. Здесь царили наиболее примитивные, изначальные формы. Черно-белый прообраз для шестнадцати миллионов цветов, используемых на Земле. Здесь было сложно сфокусировать взгляд на чем-нибудь достаточно долго, потому что здесь не было привычных ориентиров, ничего такого, что соответствовало человеческому восприятию. Только воронки, потоки и вихри. Я даже не могла ощутить ритм этого места, хотя и была уверена, что он существует. Пульсация оказалась или настолько проста и неуловима, что не поддавалась определению, или же наоборот – настолько комплексна и многогранна, что я не могла и надеяться на то, чтобы ее осознать.