Если бы я получил известия о твоей печальной судьбе в 420-м, я тут же связался бы с нужными людьми в Италии. Хотя отец наш к тому времени уже почил в мире на берегах Охрида, у меня оставались связи с его друзьями при дворе в Равенне, с нашими родственниками в Риме. Я мог бы использовать влияние дяди Меропия и через него обратиться к Папе Бонифацию.
Но в следующем, 421 году все переменилось.
Началось с того, что император Гонорий даровал генералу Констанциусу титул августа и сделал его своим соправителем. Жена Констанциуса Галла Пласидия тоже получила титул августы. Известие об этом было послано к нам, в Константинополь, вместе с портретами новой августейшей четы, которые в таких случаях вывешиваются на улицах и в церквах.
Но августа Пульхерия, получив эти известия, пришла в ярость. Как?! На Западном троне вдруг объявляется соправитель, у которого уже есть наследник — внук Феодосия Великого? А наш Феодосий Второй — даже еще не женат?
И она убедила своего брата не признавать титулов, дарованных Констанциусу и Галле. Ведь это прямой подрыв власти и авторитета восточного императора. Уж не замышляют ли в Равенне прибрать к рукам все Средиземноморье, до Тира и Босфора?
Полетели враждебные послания, требования, взаимные угрозы. Кое-где даже начались военные приготовления. Отношения между двумя половинами империи ухудшились настолько, что на какое-то время прервалась даже почтовая связь.
Что я мог сделать в таких обстоятельствах? Вся паутина, которую я начал сплетать, чтобы помочь тебе, была разорвана. Мои друзья и родственники перестали отвечать на письма. И кто может обвинить их? Завтра начнется война между Западом и Востоком — и тебя объявят изменником, поддерживавшим связи с врагом.
Августа Пульхерия тем временем с удвоенной энергией стала искать невесту для своего брата. И однажды мы с Феодосием были срочно вызваны к ней по важному делу. Августа явно была чем-то сильно возбуждена. Дело в том, объявила она, что вчера у нее была молодая просительница. Нет, она не хочет пока называть ее. Девушка приехала из Греции. Она недавно потеряла отца и прибыла в столицу искать помощи в своей тяжбе с родственниками за наследство. Сегодня ей назначена новая аудиенция. Пульхерия хотела, чтобы брат присутствовал, спрятавшись за занавесом. Там есть незаметная щель, через которую он сможет увидеть гостью. И чтобы потом честно высказал свое мнение.
К брачным планам, нависавшим над ним, Феодосий относился с каким-то рассеянным любопытством. Сестра затеяла женить его? Ну и хорошо, он не против. Но все молодые дочери придворных и константинопольской знати оставляли его равнодушным. Он дружески беседовал с ними при встречах на приемах, в соборе, на прогулках в саду. Но потом, перед сестрой, довольно смешно иронизировал над их скованностью, подобострастием, паническим страхом нарушить хоть одно из предписаний придворного этикета.
— Куклы, — говорил он. — Им нужен не супруг, а кукловод.
Приезжая гречанка обворожила его мгновенно. Я стоял за занавесом рядом с ним и видел, что он ловит каждое ее слово. Она была не просто красива. Живое чувство вспыхивало в каждом ее жесте ярко и непредсказуемо, как лепесток огня. Время от времени Феодосий оглядывался на меня и видел на моем лице нескрываемое восхищение, которое — боюсь — было сильно сдобрено завистью.
После того как аудиенция закончилась и приезжая девушка удалилась, Феодосий вышел из-за занавеса и сказал сестре благодарное «да».
— Но ты уверена, что она еще ни с кем не обручена? — спросил он с тревогой, — В Греции родители устраивают сговор порой прямо над колыбелью родившейся девочки.
На следующий день Пульхерия представила молодых людей друг другу и дала им побыть наедине. После чего избранница тоже сказала тихое «да». Нет, насколько ей известно, она не была ни с кем обручена до сих пор. Так как мать и отец ее умерли, не было нужды отправлять посольство в Грецию за согласием родителей.
Дворец забурлил приготовлениями к свадьбе.
Пульхерия не объявляла имени невесты.
— Это должно остаться тайной, — говорила она, — чтобы защитить девушку от враждебных колдовских чар. Наверняка отцы отвергнутых кандидаток попытаются нанять черных магов, чтобы испортить счастье императора.
Но потом я узнал, что причина таинственности крылась в другом. Избранница императора не принадлежала к Церкви Христовой — вот что хотела скрыть Пульхерия.
Срочно были сделаны приготовления для обряда крещения. Патриарх Аттикус согласился совершить его без обычных торжеств, в маленькой церкви на окраине Константинополя. Крестным отцом был доверенный министр Монаксиус, крестной матерью — сама Пульхерия. И после обряда невеста была представлена двору и народу уже под своим христианским именем — Евдокия.
Приготовления к брачной церемонии и сами празднества заняли несколько недель. Только после того, как император с молодой женой отбыл в свою приморскую виллу под Аполлонией, смог я возобновить попытки вызволить тебя из тюрьмы. К тому времени Манию удалось найти в Остии ювелира, который согласился помогать нам. Этот ювелир стал заказывать начальнику тюрьмы книги, но с непременным условием, чтобы переписка поручалась тебе. Дескать, твой почерк обладает неповторимым изяществом. Двойная плата растопила сердце бывшего откупщика.
С этого-то момента и полился на тебя тот дождь маленьких привилегий, который вызывал опасную зависть в других узниках. Отдельный чуланчик, свежие овощи с рынка, теплые башмаки, горячая вода для бритья — все это доставлялось стараниями Мания и его друга. Начальник так им благоволил, что даже разрешил выполнить твою просьбу: забрать тело скончавшегося Непоциана и устроить ему пристойное погребение.
Однако все наши усилия вряд ли бы изменили твою судьбу, если б не эта внезапная — прости мне, Господи, такое слово — удача: смерть Папы Бонифация в 422 году.
Начальник тюрьмы сразу понял, что новый Папа станет раздавать теплые местечки своим приближенным. Ему нужно было спешить, чтобы урвать напоследок сколько можно. Только в этих обстоятельствах согласился он принять пять золотых солидов и отпустить тебя на день якобы для визита к врачу. Уже по размеру взятки он мог догадываться, что ты не вернешься. Недаром же и посланного с тобой стражника, найденного потом мертвецки пьяным в трактире, он наказал всего лишь десятью ударами феруллы — пустяк для такого проступка, как потеря заключенного.
Пойми, все завертелось так быстро, что ни у кого не было времени на разговоры.
Маний примчался в Остию и с трудом сумел найти в порту капитана из Гераклеи, который согласился принять на борт подозрительного пассажира. Корнелия по дороге к причалу думала только о том, как скрыть от стражников твою тюремную бледность и худобу. Могло ли ей прийти в голову рассказывать тебе последние политические новости Восточной империи?
И по прибытии в Константинополь — кто бы, кто мог заранее подготовить тебя?
Портовый префект, предупрежденный мною, сразу предоставил тебе носилки и с почетом отправил во дворец.