Странное, сосущее чувство в груди, именно оно оказалось сильнее страха перед физическим страданием. Стандартный срок был коротким – неделя. А до подножия Перевала Тьмы – три с половиной дня пути. Ровно столько, чтобы прийти к подножию, взглянуть в туманную, сумеречную высь и повернуть обратно, к проклятому Городу…
Рогман был упрям. Однажды он попытался начать восхождение, наплевав на срок, переоценив свои силы. Получилось из рук вон плохо. Он задержался на целые сутки, карабкаясь по вздыбленным в незапамятные времена стенам Мира, метр за метром приближаясь к Мечте, а когда понял, что на подъем нужна неделя, не меньше, и скрепя сердце повернул обратно, то было уже поздно.
Цепь натянулась, карая ослушника, и он упал, раздираемый ломкой, в одном дневном переходе от Города…
В тот раз ему повезло, после стычек с дикими окраину Сумеречной Зоны патрулировали отряды солдат. Его подобрали и отволокли к хозяину, изрядно избив по дороге.
С тех пор прошло уже немало времени, но Рогман не возобновлял попыток восхождения, накрепко запомнив полученный урок.
Это не значило, что он отказался от таких попыток вообще. В душе он знал, что рано или поздно Перевал Тьмы покорится ему. Просто он не хотел стать сморщенным трупом с ввалившимися щеками и пустыми, глядящими в никуда глазницами. Он хотел жить и потому поклялся сам себе действовать наверняка…
…Вздохнув, он в последний раз взглянул на туманные высоты, размышляя о том, какими они были, Мрачные Боги, что обрушили в этом месте стены Мира? И если они столь могучи, то как удалось простым смертным низвергнуть их?
На эти вопросы не было ответа. «Хотя, быть может, тайна Мрачных Богов как раз и скрыта за манящими вершинами Перевала Тьмы? – размышлял он, поворачивая назад. – Кто знает?..»
Звук срывающейся воды стал отчетливее.
Рогман остановился, прислушиваясь.
Его глаза пытливо смотрели в сумрак, пытаясь поймать движение смутных теней. Рогман знал, что пустота Сумеречной Зоны – это лишь обман, иллюзия. Пустые Сектора на самом деле населены, и достаточно плотно. Тут обитало около тридцати видов животных, а растений, различной плесени да мхов – хоть отбавляй.
Наконец он расслабил мускулы и вздохнул. При этом его взгляд разительно изменился: глаза потускнели, и в них, кроме естественного разочарования, проскользнула глубокая, затаенная печаль.
Рогман вновь пошел на звук капающей воды.
Под босыми ногами тихо похрустывали осколки облицовочного пластика, который давно облупился со стен, обнажив решетчатый каркас. Изредка дорогу перегораживали свисающие с низкого потолка ржавые гнутые балки. В некоторых местах по стенам, оставляя рыжие потеки, каплями сочилась вода. Железо в Сумеречной Зоне болело ржой сплошь и рядом. Свет был тусклым и неверным.
«Идеальные места для охоты…» – осматриваясь, подумал Рогман. Он знал, что здесь можно встретить не только огромных крыс, но и целый выводок ленивых шерстобрюхов или, на худой конец, просто насобирать притаившихся среди потеков воды под потолком жирных слизняков…
Единственное, чего не знал молодой, но уже битый и калеченный жизнью раб, – зачем Падшие Боги создали это место.
Огромное, исковерканное пространство простиралось перед ним. Настолько большое, что нигде, в какую сторону ни посмотри, не увидишь стен Мира, которые терялись в сумраке, столь далекие, что об их присутствии можно было лишь догадываться. Впрочем, наличие стен не вызывало никаких сомнений, а их отсутствие, пусть воображаемое, казалось столь невероятным, что даже не принималось рассудком.
Однако он не мог отделаться от чувства тайной уверенности, похожей на скрытое знание: что-то было не так в этом гиблом, пораженном давним гневом Богов Мире… но вот что? Понимание этого каждый раз ускользало от Рогмана, хотя частенько ему казалось – он сейчас поймает, ухватит кончик той нити, что даст ему наконец ответ на вопрос: зачем существует Мир? Почему он устроен именно так? Где смысл?
Рогман мог поклясться, что ни один, даже самый просвещенный, обитатель Города ни разу не задавал себе подобных вопросов. Для тех, кто называл его клонгом, презренным рабом, таких вопросов попросту не существовало. Есть, пить, спать, работать, развлекаться… – разве в этом был смысл?
Хуже всего бывало Рогману в такие моменты, когда он находил останки своих соплеменников.
Такое случалось крайне редко, количество страшных находок он мог пересчитать по пальцам, вспомнить в мельчайших подробностях.
Почему каждый раз его охватывала такая неизбывная тоска? Отчего на душе становилось тяжело и неспокойно при виде разоренных временем и мародерами помещений с истлевшими свидетельствами былой жизни? Что оборвалась тут много веков назад? Куда вел его этот гиблый путь сомнений, душевных мук и затаенной гордости?
Не отдавая себе отчета в происходящих день ото дня переменах, Рогман все глубже погружался в самого себя, замыкался, становился злее, жестче, словно из него по капле истекала душа, оставляя свои частички в недрах Сумеречной Зоны.
Это неизбежно должно было привести к бессмысленному бунту.
Бессмысленному потому, что он оставался зависим от голубоватых гранул наркотика. Сидел на цепи, словно паршивый лимминг.
* * *
В этот раз он опять возвращался налегке.
Последние вылазки в Сумеречную Зону не принесли его Хозяину особой прибыли. Ургун морщился, но пока терпел, глядя, как его лучший раб раз за разом выкладывает из мешка разную никчемную мелочь: то стопку неиспользованных тарелок из невесомого материала, то красивые, но совершенно бесполезные для практического применения нежно-розовые колючие кристаллы неизвестного предназначения, то пару покрытых налетом плесени ремней с пустыми кобурами для оружия.
Однако Ургун терпел, воздерживаясь от побоев. Он подозревал – что-то не так, но разве уследишь за путем блайтера? Тем более такого, как Рогман?
Сумеречная Зона действовала на него совершенно не так, как на других рабов. Он нырял в нее, будто мышь в родную нору. Если у других зона отнимала жизнь, то ему, похоже, оказались совсем нипочем и затхлая тишина коридоров, и мерзкие глубины Гиблых Впадин, и даже сама Невидимая Смерть обходила стороной этого везучего клонга. Он вырос, раздался в плечах, и рабская хламида уже с трудом скрывала его поджарое, сильное тело.
Глядя на Рогмана, Ургун уже не раз ловил себя на том, что ощущает исходящую от раба угрозу. И для таких подозрений у него действительно были причины.
С того памятного дня первой ломки юный раб никогда больше не унижался перед ним. Пережив ее, он твердо усвоил урок, но это не сделало его сродни другим несчастным, что регулярно появлялись в распоряжении Ургуна и так же быстро исчезали: кто в Пустых Секторах, а кто и тут, обожравшись сверх меры наркотических гранул после удачной вылазки. Рогман же казался неколебим. Его затравленная покорность как-то неприметно трансформировалась, превратившись в угрюмую, неприветливую решимость жить определенным образом. Спустя некоторое время купцу оказалось трудно вообразить, что вот этот самый раб жрал с его ладони… Теперь он, наверное, не решился бы поднести свою волосатую руку ко рту удачливого блайтера – еще отхватит палец, пойди узнай, что у него на уме?..