Он впитал ее мысли, ее боль, ее надежду, вместе с ней разум блайтера ужаснулся бедам Мира, и внезапно в его душе взорвался ком удушливой боли – очень долго он копил в себе ощущение неправильности, которое перерастало в темную ненависть к тем, кто пировал на останках настоящей жизни…
Рогман никогда не забудет дрожащих, плавящихся черт прекрасного лица, которые исказились, впитав его мысли.
Голос молил – спаси.
Он же приказал – убей.
Серое пятно перед глазами расплылось, и вернулся дымный сумрак зала, жадные, горящие голодным огнем глаза, только вот с дикими что-то произошло – они встрепенулись, недоуменно озираясь, словно не могли понять, куда же это их занесло, потом взгляд одного из них зацепился за трупы родичей, которых оседлали пауки, и гневный рык перебил иссякающий визг нетопыря.
Волосатая рука с дубиной обрушилась на голову ближайшего карлика, размозжив того во влажное пятно на загаженном полу. Сумрак огласили вопли. В зале взвихрился водоворот тел. Волосатые создания неистовствовали. Очнувшись, они мгновенно осатанели от гнева и страха, совершенно не понимая, как оказались здесь, в окружении страшных враждебных существ. Волосатые исполины крутились на месте, круша все подряд, их дубины вздымались и падали с чавкающим звуком сминаемой плоти и ломающегося хитина.
Через минуту пауки, не выдержав бесноватого напора, прыснули в разные стороны, разбегаясь по тоннелям, а обезумевшие от побоища волосатые существа ринулись следом. Их разум уже застила кровь, и никакое внушение не могло проникнуть в этот момент под приплюснутые лбы диких.
Рогман в изнеможении оперся спиной о стену. Одной рукой он по-прежнему сжимал безвольное тело спасенной, а другая, отпустив прорезиненную рукоять оружия, легла на загривок притихшего, обессиленного нетопыря…
Они отбились, но какой ценой?
Ему не хотелось думать о странном и страшном видении, что посетило его, но как отделаться от ощущения содеянного?
Рогман призвал в этот Мир смерть. Он приказал «убей» той, кто стояла над всем сущим и была создана именно для того, чтобы исполнять приказы.
Она молила «спаси», а он ответил – «убей».
* * *
Дальнейшее Рогман помнил смутно.
Прижимая к груди раненую самку и орущих за пазухой малышей, он выбрался из задымленного зала, заваленного грудами отвратительных, искалеченных тел, и вверил свою ближайшую судьбу ушастому другу, который тут же уверенно юркнул в один из тоннелей.
Рогману было все равно куда идти, лишь бы прочь, подальше от страшного зала, где он впервые заглянул в глаза своей судьбе…
Вот она какая… свобода… – рассеянно и даже несколько неприязненно думал он. Мысли ворочались в голове, как булыжники, такие же тяжелые, шершавые и холодные. Раньше его жизнь складывалась достаточно просто – ненависть к этнамам стирала различия дней, недосягаемая цель манила, срок приходил и уходил… и вдруг все стало иначе. Больше не нужно никуда спешить. Он предоставлен сам себе. Можно идти куда угодно, вот только вопрос – куда?
Сидящий на цепи Рогман фыркнул бы в ответ – как это куда? Естественно, за Перевал Тьмы, в те места, где обитает Мечта!
Мечта о чем?! Не над ней ли он в минуту смертельной опасности уже вторично приподнял полог тайны?! Несколько лет назад, когда неведомая сила вырвала его из лап смерти и вышвырнула в загаженный вентиляционный тоннель, он жутко испугался, но ничего не понял.
Мысль Рогмана тут же перескочила дальше – от загадочной причины ко вполне конкретному следствию, – в результате своего головокружительного полета он стал блайтером, вторично был продан в рабство, посажен на цепь…
Что это, стечение обстоятельств, которое принято называть непонятным, туманным словом «Судьба», или же чья-то воля, расчет, непонятная игра, в которой неведомая СИЛА двигает крохотные фигурки?
Лицо из видения преследовало его, путалось в мыслях, сбивало с толка… Его нежные, прекрасные черты ломались, рассыпаясь хрупкими осколками. Оно молило «спаси», но от чего? От сонмища симбионтов, что поднимались вверх из неизведанных недр Сумеречной Зоны? От их дара внушать, подчинять своему голоду волю иных существ? Или это существо искало спасения от своего одиночества, бессмысленности существования, ненужности – чувств, которыми был пропитан его умоляющий взгляд?..
У него возникло столько вопросов, что ответить на них, наверное, не хватило бы и жизни. Странно и страшно было ощущать себя сопричастным чему-то, чего не в состоянии постичь…
Пока он размышлял, вереница тоннелей привела их в очередной, ничем особо не примечательный зал.
Здесь Рогмана ждал отдых и еще одно потрясение.
Казалось, что жизнь вознамерилась наверстать упущенное, по ее мнению, время, отмеряя ему столько, что в другой раз не переживешь и за год.
Внушительных размеров сферический зал с высоким сводом и ячеистой структурой потолка, куда с радостным писком влетел Ушастый, служил местом обитания для сотен нетопырей. Рогман остановился, потрясенно разглядывая несметное количество флюоресцирующих гнезд и мятущиеся вокруг крылатые тени. Ощущение было такое, словно под потолком разлили разноцветный жидкий огонь.
Ушастый, облетев зал и обменявшись с некоторыми тенями приветственным визгом, вернулся к Рогману, панибратски закусил его за нижний край туники и, хлопая по полу крыльями, потянул в ту сторону, где возвышались какие-то древние конструкции.
Через минуту стало ясно, о чем так трогательно заботился нетопырь. Дело в том, что из-под сводов, от гнезд то и дело валились испражнения – по всему залу в дополнение к хлопанью крыльев раздавались влажные шлепки и витала стойкая вонь.
Ушастый привел его под крышу. Тут у стены тоже, как и в том помещении, где Рогмана едва не сожрал живой туман, нашлась небольшая комнатка. Внутри было сухо, чисто, и даже вонь не пробивалась сюда, отрезанная плотно прикрывающейся дверью.
После стольких злоключений Рогман едва стоял на ногах. В другой раз его бы сильно удивила обстановка этой маленькой комнаты, а сейчас блайтера заботило только одно – сон. Он присел на корточки у низкого стола, ножки которого оказались привинчены к полу, затем аккуратно, стараясь не причинить боли, положил не него раненую нетопыриху. В том, что она выживет, сомневаться не приходилось, но в данный момент ей тоже требовался отдых. Горячая труба сильно обожгла ее крыло. Рогман прошелся пальцами по тонким, полым косточкам, соединенным между собой кожистыми складками, но переломов не обнаружил.
Сделав ей гнездо из своей порванной туники, он уложил рядом пятерых птенцов. Они с писком полезли под ее здоровое крыло. Мать с усилием приоткрыла глаза и благодарно взглянула на Рогмана.
На возню с нетопырихой ушли остатки его сил. Он видел, как за мутным от грязи окном комнаты мельтешит тень Ушастого. Пришлось идти, открывать захлопнувшуюся дверь. Тот ворвался с яростным визгом, устремился было к приобретенной подруге, о которой, как понял блайтер, Ушастый теперь собирался заботиться, но остановился на лету, резко затормозив крыльями, всколыхнул воздух, разворачиваясь к Рогману, лизнул того в щеку и только после этого спланировал на низкий стол.