– Я не спрашиваю, где они находились. Где они сейчас?
Тон Зенда Уны и его манера вести допрос Тревельяну решительно не нравились. Прежде лингвист занимал третью позицию в группе кни’лина и теперь, очевидно, метил в лидеры – можно сказать, демонстрировал это со всей откровенностью, хотя тело Первого Лезвия еще не остыло. Ивар, как равный лингвисту по рангу, тоже мог претендовать на руководство – или, в крайнем случае, на уважение. А этот плешак, обращаясь к нему, даже не добавил «ньюри»!
– Кристаллы находились в голопроекторе, – повторил он, игнорируя вопрос лингвиста. – Видимо, ньюри Первое Лезвие просматривал их, когда слуга принес тецамни. Я распорядился, чтобы Мозг станции сдублировал записи, и теперь они доступны каждому из вас. Кроме того, Мозг просмотрел их в быстром режиме и обнаружил… – К черепу Зенда Уны прилила кровь, но Тревельян продолжал как ни в чем не бывало: —…обнаружил, что четыре кристалла людей-наблюдателей содержат лишь сцены схватки тазинто с терре и заключительное побоище. Из этого нельзя понять, откуда прилетел дротик, поразивший координатора. Что касается панорамной записи, сделанной кибером, то она полностью стерта.
– Ты ее стер, землянин! – Хотя до Найи Акра было шагов двенадцать, чудилось, что ее костлявый палец уткнулся прямо в переносицу Тревельяна. – Ты ее стер, и ты убил достойного Джеба Ро! Ты, волосатое отродье!
– Меньше эмоций, почтенная! Я ничего не мог стереть на глазах семи свидетелей.
– Свидетели, ха! Ничтожные слуги!
– Большей частью специалисты-техники, которые видели и понимали, что я делаю. – Тревельян положил на барьер четыре голубых кристалла и один серый, пустой. Затем добавил к этому контейнер с гипноглифом и произнес: – У меня есть версия произошедшего. Ньюри желают выслушать?
Зенд Уна открыл было рот, желая возразить, но его внезапно перебил гигант-ботаник:
– Не мешай ему, пусть говорит! Мы не в императорском дворце похарас, где все помалкивают и только чешут голые зады. Здесь собрание свободных людей!
Его поддержала Третья Глубина:
– Пусть Йездан добавит нам мудрости. Ведь он сказал: желающий судить безгласного – сам преступник! Не так ли, Зенд Уна? – Она метнула на лингвиста испепеляющий взгляд. – Возможно, ты сам связан с этими убийствами и не хочешь…
Лингвист хлопнул в ладоши, что было знаком гнева, и, испустив рычание, начал подниматься со своей подушки.
– Успокойтесь, ньюри! – Тревельян поднялся раньше него, сожалея, что не успел натянуть кожу. «Пусть подерутся. Баба-то крепкая, так просто ее не прикончить», – прошелестел голос командора, но он, не слушая Советника, сказал: – Успокойтесь, достойные, у нас и без ссоры хватает проблем! Мир, мир! Мир и мои благодарности за поддержку Пятому Вечернему и Третьей Глубине. А теперь я расскажу вам, как…
Женщина-генетик послала ему очаровательную улыбку – будто не было той встречи в парке, нацеленного в него парализатора и презрительной клички «мшак».
– Наши имена изменились, ньюри Ивар Тревельян. – Первый Курс, – она показала на биолога, – Вторая Глубина, – ее ладонь коснулась груди, – а это – Третий Пилот и Четвертый Вечерний. Надеюсь, ты запомнил?
– Разумеется, ньюри, – Тревельян слегка согнул колени. – Могу я продолжать?
– Достойные ни слушают тебя внимательно и с интересом.
Странно! – подумал Ивар. Еще одна заявка на лидерство, хотя ее полагалось бы сделать Курсу – Первому Курсу после смерти Лезвия. Но биолог сидел с бесстрастным лицом, ничем не напоминая то чудовище, что ворвалось в пещеру терре.
– Так вот, коллеги, – он оглядел восьмерых кни’лина, – не подлежит сомнению, что один из вас протащил на станцию гипноглиф. Не совсем оружие, но запрещенный и крайне опасный предмет, в чем мы уже успели убедиться… Сейчас он здесь. – Тревельян постучал согнутым пальцем по контейнеру. – Его владелец не желал, чтобы Первый Лезвие ознакомился с записями, особенно с панорамной съемкой, которая – возможно! – уличала преступника. И это лицо послало координатору гипноглиф под перевернутой чашей. Вы знаете, что ряд мест на жилом и техническом уровнях не контролируется видеодатчиками Мозга, в этом просто нет нужды. В таком месте наш злоумышленник встретил Ори, забрал у него поднос и подложил гипноглиф. Не исключаю, что поднос, чаша с начинкой и токар тецамни были приготовлены заранее и отданы Ори с приказом отнести координатору. Ваши служители повинуются слепо… да Ори и не ведал, что несет…
Наступила тишина, прерванная резким голосом Зенда Уна.
– Если эта версия справедлива, то гипноглиф подложил один из тех, кто спускался на планету. Ты, землянин, или Иутин, или Первый Курс.
– Не обязательно. Если исключить меня, то любой из двух моих спутников мог расправиться с Джебом Ро по приказу кого-то, кто остался на Станции. Возможно, этот человек и есть владелец гипноглифа. – Оглядев кни’лина, Тревельян закончил: – Скажу со всей откровенностью: нас тут девять, и ни один не свободен от подозрений, кроме ньюри Ифты Кии. Ей убивать Первое Лезвие было совсем ни к чему, да и Джеба Ро тоже.
Красавица бросила на него благодарный взгляд. Ее глаза походили на пару затуманенных печалью изумрудов.
Третий Пилот, обычно молчаливый, откашлялся и произнес:
– Версия приемлема, если объяснить непонятный факт: кто и когда стер панорамную запись. Кроме слуги, к Первому Лезвию никто не входил – я обратился к станции, и Мозг это подтверждает. В зале перед нашими отсеками есть голокамеры, так что дверь координатора была под наблюдением.
«А мужик-то толковый, недаром Пилот! – прошелестело у Ивара в голове. – Глядит в самый корень!»
Кто уничтожил запись и когда? Эти вопросы мучали самого Тревельяна. Злоумышленник этого сделать не мог, ибо, как верно заметил Третий Пилот, никто не появлялся в отсеке координатора до или после его смерти. Никто, кроме несчастного Ори! Иутин и Курс могли очистить кристалл во время перелета к станции, но они тоже отпадали – Ивар отлично помнил, что Первому Лезвию были вручены пять голубых, то есть содержащих информацию кристаллов. Их передал Иутин, прямо в шлюзовой камере, и если даже он подменил панорамную запись, проблемы это не решало – ведь один из кристаллов в голопроекторе координатора был все-таки стерт! Соображения по этому поводу у Тревельяна намечались, но он держал их при себе – фактически эти идеи опровергали его версию. Правда, не в части действий, что привели к гибели Лезвия и Ори, но в части мотивов – безусловно. Скажем, если допустить, что запись стер сам координатор, мотивы преступления становились абсолютно непонятными.
– Насчет панорамной записи… – затягивая время, не спеша произнес Тревельян. – Признаю, что ответ на этот вопрос мне неизвестен. Пока неизвестен. Надо выяснить, где был и что делал каждый из нас, и чем подтверждаются все эти версии – наблюдением Мозга, свидетельством коллег или другими обстоятельствами. Кроме того… – Сделав паузу, он с усмешкой произнес: – Кроме того, как говорил Сероокий, ничто не свершается без греха, то есть без ошибки. Если я пойму, в чем ошибка преступника, мы сможем…