Меккис тут же лишился чувств.
Очнувшись, он понял, что лежит в главном зале резиденции майора–кардинала Зенси. Чтобы привести в чувство, его отправили в дом лучшего друга.
— Мы пытались подготовить тебя, — заботливо сказал Зенси, свернувшийся в кольцо по соседству с приятелем. — Может быть, глоток бригвотера с лаутом? Это сразу прояснит тебе мозги.
— Пнагдрулы проклятые, — выругался Меккис.
— Послушай, тебе еще жить, да жить. А между тем…
— Работа длиною в жизнь, — он попытался выпрямить верхнюю часть тела и удержать ее в вертикальном положении. — Я откажусь. Оставлю гражданскую службу.
— Но в таком случае ты никогда больше не сможешь…
— А я и не желаю никогда больше возвращаться в Палату. Проживу остаток жизни на спутнике. В одиночестве. — Более паршиво он себя еще никогда не чувствовал. Будто на него наступило одно из этих огромных неуклюжих низших двуногих существ. — Слушай, дай мне, пожалуйста, чего–нибудь полакать.
Вскоре услужливый сущик–дворецкий поставил перед ним богато инкрустированное блюдо. Меккис медленно вылакал содержимое, а Зенси сочувственно наблюдал за ним.
— Там, на этой территории, еще остались, — наконец произнес он, — неусмиренные негры. А кроме того, в горах засели орды индейцев чипуа и чаукта. Это самая опасная из всех завоеванных территорий. И им это известно! Именно поэтому ее и отдали мне. Так и было задумано! — и он гневно зашипел, но это был гнев бессилия. — Еще бригвотера! — Меккис сделал знак прислуживающему им жалкому сущику. Тот приблизился.
— Возможно, — тактично заметил майор–кардинал Зенси, — это знак признания твоих деловых качеств. Единственная территория, требующая настоящей работы… Единственный район, который наши войска так и не смогли усмирить. Теперь они попросту сдались, и передали его тебе. Никто другой не хочет связываться — слишком уж там неспокойно.
После этих слов Меккис зашевелился. Идея хотя и здорово попахивала стремлением как–то утешить друга, но немного приободрила. Придумай он такое сам, то, по здравому размышлению, по чисто этическим соображениям отбросил бы подобную мысль. Но Зенси, которого он очень уважал, высказался первым, поэтому никаких угрызений совести Меккис не испытывал. Но даже и теперь назначение ему страшно не нравилось. Если уж военные не смогли справиться, то сможет ли он добиться успеха? Меккис смутно припоминал сообщения о нигах–партизанах в горах Теннесси, об их фанатичном и опытном лидере Перси Х, которому удалось избежать смертоносных гомотропных видов оружия, запрограммированных специально на главаря. Он вполне мог представить себе противостояние с Перси Х, не говоря уже о требовании Совета, чтобы, как и на всех прочих территориях, администратор осуществил обычную программу: уничтожить местные органы власти и назначить местного марионеточного правителя.
— Сообщите им, — наконец сказал он майору–кардиналу, — что я болен. Что я, мол, проглотил слишком крупное яйцо горка, и оно застряло где–то в пищеварительном тракте. Счастье мое, если я не лопну. Небось, помните, как это было в прошлом году со Спогрбом, когда он проглотил… Что же это было? Ах да! Четыре яйца горка в один присест. Вот это было зрелище: его разметало по всей столовой. — Воспоминание ненадолго утешило его. Меккис почти с удовольствием припомнил то собрание Общего разума: слияние, целью которого было всеобщее веселье и удовольствие без необходимости вести деловые разговоры. Такие развлечения обычно инициировались ядром коллективного сознания, Выборщиками и наиболее авторитетными представителями часовой стороны.
— Попытайся взглянуть на это с другой стороны, — увещевал майор–кардинал. — Если ты преуспеешь, то на этом фоне твои предшественники–военные будут выглядеть дураками. Более того, вся военная фракция станет выглядеть куда как глупо.
— Это верно, — медленно ответил Меккис. План уже начал формироваться у него в голове. В настоящее время Теннесси являлся настоящей мешаниной более или менее автономных феодальных образований, и главами большинства выступали владельцы плантации или местные крупные торгаши. Такая ситуация сложилась в результате коллапса центрального земного правительства. А задача Меккиса — выбрать одного из этих маленьких тиранов и возвысить до руководства всей территорией, поставить его выше остальных соперников. В общем–то, достаточно нелегкая задача, ведь, независимо от того, на кого падет выбор, со стороны остальных наверняка последует недовольство, даже ненависть. А что, если избрать Перси Х? Кто еще будет более благодарен за дарованную власть и поэтому станет наиболее послушной марионеткой? Естественно, крупные торговцы обязательно примутся отчаянно брыкаться, но этого следует ожидать в любом случае, кого бы он ни выбрал. Зато, возможно, удастся усмирить нигов и индейцев. И одним махом решить вопрос о власти.
— Да, это верно, — повторил Меккис, и на этот раз в его голосе проскользнули нотки надежды. Причин идти на попятную он больше не видел.
Похоже, его штатный предсказатель был прав: сегодня торжествовали недруги Меккиса. Тем не менее, он предпочел броситься в омут головой. Впрочем, как обычно.
И, как обычно, он нашел решение — к своей выгоде.
Комната второразрядного отеля, грязная и обшарпанная, помимо прочих недостатков, обладала, оказывается, еще и способностью кряхтеть старческим, но удивительно пронзительным голосом:
— Уважаемый гость, убедительно прошу не выезжать, не оплатив счета на стойке регистрации внизу.
«Во всяком случае, — подумала Джоан Хайаси, — ее хотя бы не наделили этим искусственным южным акцентом. Даже несмотря на то, что плантация Свенесгарда в Теннеси — это самая глубинка».
— Я, — заявила она, возмущенно тряхнув головой, — просто смотрю в окно. Кстати, убираться в номере можно было бы и получше.
— За ту, более чем скромную плату, которую…
Да, это справедливо. К тому же в отеле до сих пор принимали старые ооновские банкноты, которые на всей остальной планете оккупационные власти старались изымать. Но, очевидно, известие о принудительном обмене денег еще не достигло территории Теннесси. И это очень кстати, поскольку у нее только до боли знакомые, мятые–перемятые и засаленные ооновские купюры да плюс еще целая пачка довоенных кредитных карточек, неизвестно на что пригодная в этих местах.
Джоан находилась в совершенно незнакомом, заброшенном районе страны. И, ко всем прочим неприятностям, у нее страшно болела голова. Свежий воздух из окна ничуть не помогал, поскольку представлял собой лишь вялый и едва заметный ветерок. Более того, от него становилось только хуже. До сих пор еще Хайаси не доводилось бывать на территории Теннесси, но она знала, что во время войны эта территория отделилась от остальных, превратившись в самодостаточное, крошечное и захолустное государство, непостижимое как для северян, так и для нее самой. И все же дела вынудили ее посетить Теннесси.
Она спросила автоматическую говорящую систему комнаты, довольно убогую, явно какой–то примитивной довоенной модели: