Граната расплылся в пьяноватой блаженной улыбке:
– Так мне это с с-самого начала было ясно. Тут же все на олухов из провинции рассчитано. Они же с-сюда, к морю, небось, косяками прут.
– А пока вы на брелочки и на всякие другие бирюльки глазели, – подключился Портос, – эти орлы, – он мотнул головой на Криса и Гранату, – местным тотерам укорот дали. Хар-роший такой укорот!
Дальнейшие четверть часа были посвящены живописанию побоища, имевшему место в кабаке «Сильван в бокале», и живописание это шло под активное поглощение коньяка. Граната на подробности не скупился, Крис тоже вносил свою лепту, и история постепенно приобретала масштабы «Энеиды», только излагалась она не гекзаметром, а бог весть каким размером, причем все более невнятно.
Обещанный отрезвляющий эффект отварных плавников пока никак не проявлялся, а вот опьяняющий эффект коньяка «Коктебель» – очень даже. Кажется, в кабак зашли новые посетители, но файтеры этого не замечали, и разговор у них шел уже не о победе над местными игроками, а о чем-то другом, и обсуждали они сразу несколько тем. Их возбужденные голоса то сливались, то распадались, и раз за разом раскатывался по залу адский хохот Годзиллы, и временами взрыкивал Портос, а Граната попытался запеть, но его не поддержали. Помалкивал только Атос, но коньячок потягивал исправно, и, в отличие от раскрасневшегося Портоса, бледнел все больше и больше. И глаза у него были хоть и пьяными, но какими-то не по-хорошему отрешенными, словно отстранялся от приятелей Атос, ложился на иной курс. Арамис вовсю налегал на плавники, пачкаясь соусом, а Крис просто плыл по течению, не переставая удивляться и восхищаться неожиданной прелестью бытия.
В общем, фундамент был заложен основательный, а возводить ли на нем причудливый многоэтажный замок или отменить строительство, зависело только от них самих, шестерых отпускников двадцать третьей вигии Стафла, уже отбывшей с Нова-Марса.
И тут Граната озвучил мысль, которая, наверное, не раз уже приходила в голову каждому из пустившихся в свободный полет файтеров.
– Пос-слушайте, парни, – проникновенно, словно собираясь попросить взаймы денег, начал он. – Послуш-ште меня! Зачем нам улетать именно сегодня? Горит, что ли? Дети, что ли, дома плачут? Или тебя, Портосина, на Вери Роме лично Босс ждет не дождется, все глазоньки проглядел? Какая, блип, разница, когда улетать? Мы ведь здесь еще как следует не отметились. Море увидеть надо? Надо. – Он уверенно загнул один палец. – По городу прошвырнуться надо? – Он размашисто кивнул, едва не ударившись подбородком о грудь, и загнул второй палец. – Добавить надо? Тут ведь, кроме этой хибары, и другие кабаки есть. С девчонками. А девчонок тоже надо. И чем больше, тем лучше. Отдыхать – так по полной, чтоб не было обидно за пр… прожитые годы… А улететь никогда не поздно. Хоть сейчас билеты можно перез-з… ик!.. з-заказать…
– Цицеро-он… – протянул Арамис. – Или даже два.
– Улететь никогда не поздно! – с азартом повторил Граната, и глаза его сверкали, как лучи индивидуального стрелкового оружия стафлов.
Любое разумное существо в необъятной Вселенной, имевшее дело со спиртными напитками, знает, как трудно отказаться от предложения, сулящего новый виток праздника. Тем более если повода отказываться от предложения в общем-то и нет. Ведь не нужно спешить в казарму, и завтра никто не заорет над ухом: «Подъем!» И те галеры, что должны доставить отпускников в разные концы Империи, сегодня вечером летят действительно не в последний раз. Правда, Портос попытался возражать, потому что следующий рейс до Вери Ромы был только через сутки. Но Граната тут же отмел все сомнения Ломанса, заявив, что он, Граната, лететь на Единорог раздумал; он еще бог знает сколько проторчит здесь, на Нова-Марсе, потому что ему здесь нравится. Составит Портосу компанию и усадит того на очередную галеру. Лично заведет под белы рученьки. Годзилла вслед за Портосом тоже что-то там забормотал насчет девушки и негодяя Рафика, но почти тут же махнул рукой, хватил еще коньяка и зачавкал отварными плавниками. Атос хоть и не выказал особенного восторга от перспективы задержаться на Нова-Марсе, но аргументов не нашел и кивнул в знак согласия. Да и разве можно отказывать приятелям? Арамиса уговаривать не пришлось. Ну а уж Габлер и вовсе не видел, почему бы благородным файтерам не остаться еще на денек в этом прекраснейшем городе и не получить максимум удовольствия.
Отпускники долго возились с унидесками, пытаясь вникнуть в расписание и определиться с рейсами. А определившись, сняли предыдущие заказы и заказали новые билеты на третье августа. И еще на всякий случай заказали номера в отеле «Коктебель» (и тут «Коктебель»!), хотя ночь каждому из них, скорее всего, предстояло провести не в отеле, а в другом месте, с хошкой. Или даже не с одной. Но решили подстраховаться, пока более-менее соображали – мало ли какой мог получиться расклад…
Посидев в кабаке еще немного, как-то вдруг нашли в себе силы подняться – море манило. Искупаться и протрезветь, чтобы потом вновь напиться – ради этой высокой цели стоило покинуть кабак «Сильван в бокале».
– И десять бутылок «Бокала в Сильване» с собой! – спохватился Портос, когда компания нетвердой походкой уже направилась к двери. – То есть «в бокале»… ну, ты понял…
Вино мгновенно принесли, и файтеры распихали бутылки по нэпам, которые не остались забытыми на полу.
– Эх, держись, Александрия! – завопил Граната, ногой распахивая дверь.
Уже довольно высоко вскарабкавшееся в небо солнце смотрело на него с веселой улыбкой.
Крису никогда не доводилось попадать под цунами, но он знал, что это такое, и видел в объемках и ньюзах. Гигантская волна обрушивалась на берег и сметала все на своем пути, и не было от нее спасения…
Сейчас он представлялся самому себе именно такой волной, и шагавшие рядом товарищи-файтеры были неотъемлемой частью его самого, Габлера-цунами. Все рушилось и рассыпалось в прах, не в силах устоять перед его неумолимым и неудержимым напором. В пыль превращались роскошные здания, лепешками разлетались из-под его ног всякие транспортные средства, все живое разбегалось в страхе, и пустыней становились разгромленные улицы, переулки и площади несчастной Александрии…
Так, во всяком случае, ему представлялось. Вернее, так хотел бы он представлять.
На самом же деле ни Крис, ни его приятели отнюдь не буйствовали, продвигаясь к вожделенному морю. Ну, может, и толкнули кого-то, может, и зацепили один-другой лоток… – но не более. Променять красоты приморского города на голые стены камеры в полицейском участке никто из отпускников не желал. Понятное дело, душа пташкой рвалась из груди, и рука хотела размахнуться, и плечо раззудеться, но файтеры сдерживали себя. Не дикарями же были, в конце концов! Тем более что зоркие глаза Арамиса давно уже углядели неотрывно сопровождавший их в отдалении полицейский уникар. Поэтому на пути к морю все обошлось без разрушений, воплей ужаса и потоков крови.
Оставив позади десяток с лишним кварталов, возбужденные файтеры шумной группой вышли на круглую площадь. В ее центре вздымалась серая колонна, увенчанная статуей распростершего руки человека в плаще – вероятно, основателя Александрии. Справа и слева возвышались здания с полукруглыми колоннадами. Возле них стояли разноцветные уникары. Ближний к морю сектор был отделен от остальной площади ровной линией аккуратно подстриженного зеленого кустарника. Эта линия прерывалась в двух местах широкими проходами, выложенными красноватыми гладкими плитами. Дугой замыкала противоположные стороны кустарника резная ограда, и под ней отвесно уходила вниз каменная стена. Ограда была высотой по пояс, широкой, на нее удобно было облокотиться, чтобы полюбоваться открывавшимся видом. А вид был хоть куда…