Мне тревожно. Почему мне тревожно?
— Ну же, чувак. Давай!
Ну и наглая птичка.
Артур чуть помедлил и взялся задело. Губы их сомкнулись, он зажал уголки ее рта пальцами и выдохнул. Мгновенной реакции не последовало; Артур ощущал себя так, словно дует в длинный туннель. Потом руки Триллиан обвились вокруг его шеи, и она откликнулась страстным поцелуем.
Что? Неожиданно… Хоть раз поцелуй мог означать мечту, ставшую явью.
Артур чуть отодвинулся и увидел, что Триллиан открыла глаза и что в них блестят слезы.
— Артур… Мне показалось…
Артур все сразу понял.
— Что я — Гавбеггер. Ты его любишь.
Было время, когда осознание этого факта разбило бы мир Артура в хлам, но теперь он не испытывал ничего, кроме жалости к Триллиан, которая вот-вот могла потерять свою любовь так же, как он потерял свою.
— Да, я его люблю, — кивнула Триллиан, и по щекам ее снова заструились слезы. — Что-то случилось в темном пространстве, и это ускорило процесс. Где он?
Артур поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть начало подъема Гавбеггера в стратосферу. Хорошо осознавая свою рекордную бестактность, Артур попробовал уклониться от прямого ответа.
— А? Он где-то здесь. Ты лежи, приходи в себя, а я пойду и приведу его.
Рэндом смотрела на то, как взмывает в небо Гавбеггер, но это зрелище не наполнило ее торжеством, как она ожидала. Вместо этого она даже ощущала, пусть и чуть-чуть, вину за то, что, возможно, она тоже в некоторой степени ответственна за существовавшие между ними трения. Ощущение это скоро прошло, а на место его все-таки пришло торжество.
Так тебе и надо, урод зеленый. Проваливай на тот свет.
[совсем тихо]: как ты можешь? Зеленый урод? Ты же сама боролась за равенство всех видов в Галактике. Как мало потребовалось, чтобы ты сорвала маску.
Заткнись, подумала Рэндом. Ты нереальна. Тебя никогда не было… и потом, этот зеленый урод целовал мою мать.
Гавбеггер, размахивая руками, летел все выше до тех пор, пока не скрылся из виду.
Вот что случается с теми, кто сажает Рэндом Дент в трубу.
Перед ней возник Артур. Он стоял, скрестив руки, и весь вид его словно кричал: «Я несчастен!»
— Что ты наделала, Рэндом?
Рэндом тоже скрестила руки.
— Ничего. О чем это ты?
— Ты что-то дала Тору, я видел. И ему вдруг удалось пробить оборону Гавбеггера. Поэтому спрашиваю еще раз: что ты наделала?
Однако Рэндом так просто не раскалывалась.
— А я еще раз повторяю: ничего я не делала.
— В чем дело, Рэндом? Ты хочешь наказать свою мать, да?
— Нет.
— Тогда зачем ты с ней так поступаешь? Разве ты не видишь, что она любит этого типа, Гавбеггера? Нравится тебе или нет, но это так.
— Ты прав. Мне это не нравится.
— И поэтому ты помогаешь Тору?
— Ну, это было бы слишком. — Лицо у Рэндом оставалось каменным. — Чем я могу помочь Тору?
Артур решил зайти с другой стороны.
— Ты что, никогда не влюблялась, Рэндом? Вспомни, что это за чувство.
Рэндом дернулась как от удара и рука ее сама собой прижалась к груди — к тому месту, на котором любил свернуться обожаемый Фертль.
— Да, помню. Но любви моей больше нет. Так почему она должна быть счастлива?
— Ты это делаешь, потому что Триллиан тебя бросала?
— Да бросала. Но назло ей я прорвалась. Столько лет офисной работы, карьеры. Но я прорвалась.
Артур стиснул дочь за плечо и заглянул ей в глаза — глубоко-глубоко, минуя отголоски темного пространства, в самые нежные недра ее души.
— Ничего ты не прорвалась. Не работала ты ни в каких офисах. И Триллиан не бросала тебя на годы — всего один раз, на неделю она оставила тебя с отцом, когда ей нужно было работать. И все, ничего больше. И это ты притащила нас всех на Землю, и ты сама, своими руками сотворила свое жалкое настоящее. Ты сама, Рэндом. Поэтому брось свой чертов эгоизм и скажи, как спасти этого беднягу.
Чертовски убедительный, надо сказать, аргумент. Рэндом не могла не заметить, что она недооценивала своего отца.
— Но…
— Никаких «но»! — Артур грохотал как настоящий отец. — Отвечай, юная леди!
И темная пелена вдруг рассеялась, и Рэндом увидела суть того, что творила. Эмоции бурлили в ее юном сердце, и она признала свою вину, вздохнув и закатив глаза — а это больше, чем можно ожидать от большинства подростков.
— Отпусти, Артур. И не надо так переживать из-за всего этого. Ну ладно, может, я и дала Тору пару резинок, на которые у Гавбеггера аллергия. Возможно. Хватит с тебя такого признания, Артур, или мне пасть на колени и умолять о прощении?
Артуру понравилось ощущать отцовскую власть.
— Ты, юная леди, — произнес он, — можешь называть меня «папа». И еще лет десять сможешь.
Ободренный успехом, Артур зашагал к перекрестью обугленного «X», где Зафод массировал Тору плечо.
Что-то не верится, что я еще хоть раз когда-нибудь раскачаюсь на это, подумал он, но тихо-тихо — на случай, если вдруг услышат его ноги и повернут обратно.
— Я так давно не бил никого по-настоящему, — говорил Тор. — Я понимаю, надо было тренироваться, но сам понимаешь, лень-матушка… Впрочем, хороший удар вышел, в замедленном повторе должен смотреться просто классно.
— Он мертв?
Тор склонил голову набок, вслушиваясь в небо.
— Не-а. Слышу, как он кашляет. Но он травмирован, сильно. Он гарантированно не тот, каким был только что. Еще один хороший удар его прикончит.
Форд подошел к ним одновременно с Артуром.
— Эй, ребята, это уже больше не интересно.
Тор вздохнул.
— Знаешь, мне и самому так кажется. Будь тут настоящая борьба или чего такого, героический поединок — а так просто я, здоровый парень, бью парня маленького.
Артур снова скрестил руки на груди и посмотрел на Зафода строгим отеческим взором.
— Все так, поэтому все это сейчас и закончится.
Зафод удивленно оглянулся на него.
— Мы что, играем в гляделки? Не моргать, так?
— Нет, Зафод, это не игра. Вы двое развлеклись? Повеселились — и хватит.
— Я бы не против, — признался Зафод. — Нет, честно, не против, но от этого поединка многое зависит. Вся карьера Тора, мои пятнадцать процентов. Боюсь, придется Гавбеггеру все-таки умереть.
— И не забудь «толстожопого».