Честити застонала, ее колени ослабели, и Тейн прижался к своей суженой еще сильнее, удерживая ее на ослабевших ногах.
— Вы околдовали меня своими чарами!
— Нет, — угрюмо ответил он. — Это вы околдовали меня. Вы — все, о чем я могу думать. Мысли о вас поглощают меня целиком.
— Что вы со мной делаете? — судорожно прошептала Честити.
— Пробуждаю вас.
Поглаживая ладонями пышные груди, он успокаивал свою затвердевшую плоть, пытаясь отделаться от желания сорвать с Честити сорочку и подставить ее обнаженное тело своему плотоядному взгляду.
— Вы придете ко мне, — требовательно произнес Тейн, хватая Честити за подбородок и резко поднимая ее лицо к своему. — В ваших снах вы позволите мне овладеть вами. Вы не станете меня отвергать. Вы подчинитесь мне и моим желаниям.
Взгляд Честити вспыхнул, вздрогнул, но Тейн по-прежнему крепко сжимал ее подбородок.
— И я буду доставлять вам чувственное блаженство, Честити Леннокс, тешить вас так, как никто — ни один мужчина, ни один мужчина-фея — не смог бы.
— Так этот сон — выражение безнадежного желания? — судорожно прошептала она. — Ведь я так долго грезила о том, чего не может быть на самом деле!
Смягчившись, Тейн нежно коснулся губами ее уст.
— Ничто не безнадежно, моя ненаглядная.
Честити робко взглянула в глаза Тейну, и он заметил в ее взоре великую печаль, соединенную с отступающей страстью.
— Я могу обещать вам свои сны, но не мгновения наяву.
— Я довольствуюсь этим обещанием — пока, — подчеркнул он. — В постели. Во сне. Только придите ко мне и моему двору.
«Дорогой дневник!
Со мной что-то происходит. Я меняюсь. Я могу чувствовать это: женщина, которой я была, медленно покидает меня, и ей на смену приходит женщина, которую я не знаю. Женщина, которую не могу понять.
Когда я оглядываю свою комнату, мой взгляд всегда возвращается к туалетному столику и множеству прелестных флакончиков, расставленных на зеркальном подносе. Все пузырьки различны, все украшены позолотой и драгоценными камнями, а внутри их скрыто несметное число ароматов. Но есть среди этих бутылочек один флакон, который всегда притягивает мой взор. Он золотисто-синий, а внутри находятся духи — прозрачные, как кристаллы капелек воды. Они переливаются на солнечном свете, а ночью, в оранжевых вспышках огня камина, пылают ярко и соблазнительно — так и манят меня, искушая нанести на тело эту кристально чистую жидкость. Я сопротивляюсь, пытаюсь подавить желание испытать истинное, ни с чем не сравнимое блаженство, погружая пальцы во флакончик и касаясь своей кожи.
Даже теперь этот флакон влечет меня, взывает ко мне, будто живой. Этот голос мрачен и убедителен, и, даже закрыв глаза, отгородившись ото всего мира, я все еще слышу раздающийся из флакона зов, только на сей раз голос звучит более обольстительно. Он нашептывает мне, подталкивая к самым порочным вещам. Греховным вещам. И мое тело… О, мое тело хочет повиноваться этому голосу — но я не могу.
Я — воплощенная добродетель. Невинность. Я всегда так считала, но, возможно, это не так. Быть может, я — лишь самая обыкновенная женщина. И это пугает меня больше, чем порочные желания. Ведь я всегда знала, кто я. Знала, что предназначена для высшей цели, но вдруг обнаружила, что, вероятно, ошибалась… И человек, которого, как мне казалось, я знала, никогда не существовал на самом деле…
Так кто же я? Не устаю спрашивать себя об этом. Но мне отвечает лишь тишина, и это повергает меня в ужас…»
Прошлую ночь она проспала без снов. Честити не знала почему, но этот факт немного огорчал, словно ее лишили чего-то очень важного. Она хотела вновь грезить во сне, возвращаясь к тому моменту, когда стояла перед зеркалом, и представляя Тейна, оказавшегося рядом.
И все-таки какой же дурочкой она была, притворяясь, будто все это было реальным! Делая вид, словно Тейн действительно приходил к ней! Нет, это сон. Безнадежное желание…
В ее грезах, ярких, будто все происходило наяву, он был темным мужчиной-феей. Честити не знала, что означали эти странные сны. И чем они были вызваны? Может быть, это засевшая в глубине души тоска наконец-то освободилась, вырвавшись наружу, или так проявлялись ее тайные страхи? А вдруг это была уловка сознания, помогавшая смириться с тем, что принесет ей будущее? Определенно добродетельной девушке не пристало грезить о сексуальных удовольствиях — с любым мужчиной, не говоря уже о темном и властном мужчине-фее.
— Подойди-ка, взгляни на цветы лотоса, — позвала Мерси, укрывшаяся в тенистом уголке у пруда. — Леди Сефтон сказала, что цветы ей привезла в ящике прямо из Индии Британская Ост-Индская компания.
Мерси улыбнулась, любуясь лотосами:
— Они — чудо! Никогда не видела ничего столь же необычного и красивого!
Укутывая плечи шерстяной шалью, Честити прохаживалась в ногу с Пруденс, которая держала над их головами небольшой зонтик, скрывавший от яркого дневного солнца.
— Ты сегодня что-то очень тихая, — заметила сестра. — Плохо спала?
— Боюсь, на меня сегодня напала задумчивость.
Кивнув, Пруденс внимательно посмотрела на их самую младшую сестру.
— Похоже, Мерси совершенно не обращает внимания на то, что происходит. Поражаюсь ее наивности!
— Она справляется с ситуацией единственным известным ей способом. Постоянно улыбаясь. Это — лишь маска, которую она носит. Отличная от наших масок и все-таки преследующая ту же цель.
— Надеюсь, феи не произведут на Мерси значительного впечатления. Это ведь такая кроткая и доверчивая душа!
Улыбнувшись, Честити принялась размышлять над словами Пруденс.
— Не знаю. Думаю, Мерси способна проявить стойкость, если для этого представится достаточно серьезный повод. — Честити взглянула на сестру. — Сегодня ты говоришь о феях так, словно за прошедшую ночь успела смириться с правдой.
На коже Пруденс тут же вспыхнул румянец.
— Да, смирилась. Это произошло приблизительно в три или четыре утра, пока я ворочалась в постели без сна, не в силах прогнать мысли о золотоволосом мужчине, который так близко сидел рядом со мной на диване.
Пру остановилась и положила обтянутую перчаткой руку на предплечье Честити.
— Это ведь кощунственно — верить в фей, не так ли? И в сущности, желать с ними брачного союза.
— Многие совершают и более серьезные грехи, Пру. Полагаю, за этот грех — страсть к мужчине, проявившему к тебе симпатию, — тебя пощадят и определят в чистилище.
Пруденс взглянула на нее, словно собираясь что-то сказать, но прикусила язык, когда они подошли к сидевшей в тени младшей сестре.
— Они великолепны, не так ли? — заметила Мерси, указывая на белый цветок.
— В самом деле, просто изумительны! Они хорошо пахнут? — осведомилась Честити.