— У те-бя паль-цы кра-си-вые, — громко пропел урод и уставился на мои ухоженные руки.
Отодвинув свой стул как можно дальше, я положила кусок торта на ладонь и сжала что было сил…
Я не помню, как очутилась в «своей» комнате.
Господи боже, если не ошибаюсь, я прямо посреди торжества свалилась под стол и чуть было не лишилась рассудка. Очнулась только тогда, когда почувствовала резкий запах нашатыря. Рядом сидела пожилая женщина и держала меня за руку, пытаясь нащупать пульс. У нее было необычайно доброе лицо. Это настораживало, потому что в этом доме вообще не приходилось рассчитывать на доброту. Когда на моих щеках появился еле уловимый румянец, женщина расплылась в улыбке и мягким голосом сказала, что теперь у меня есть «своя» комната с туалетом и ванной.
Я слабо охнула. Мне стало неимоверно жалко себя. Я, известная актриса, лежу в незнакомой комнате чужого дома, почти неживая оттого, что совсем недавно я была подарена какому-то сумасшедшему уроду его не менее сумасшедшим отцом.
Хотелось зажмуриться и громко закричать: «Помогите!» Но я осознавала, что в чужом доме мне никто не поможет. И хотя мое сознание было еще спутанным, я все-таки понимала, что сейчас разумнее всего было бы затаиться, разыграть своих похитителей, сделать вид, что я счастлива и довольна, а как только они потеряют бдительность, немедленно бежать. Главное — не паниковать и не пугать себя страшными картинами того, что еще может произойти.
— Тебя как зовут? — ласково спросила женщина и откинула прядь волос с моего лба.
— Анна.
— Красивое имя. А меня Елена Михайловна. Я домработница. У тебя проблемы со здоровьем?
— Нет. У меня проблемы с нервами. Мне кажется, что на моем месте нервы не выдержали бы у любого. Я вообще не понимаю, как еще не отправилась на тот свет, увидев этого урода.
— Ты испугалась Лешика? Зря, он очень хороший мальчик. Он только с виду такой страшный, а на самом деле очень добрый. Ты к нему привыкнешь, вот увидишь.
— Я вообще не понимаю, почему я должна к нему привыкать… Пусть эта миссия достанется кому-нибудь другому.
Слегка приподнявшись, я с надеждой посмотрела на женщину и с трудом произнесла:
— Елена Михайловна, а вы меня знаете?
— Нет, — почему-то перепугалась женщина.
— Ну, посмотрите внимательнее. Вам мое лицо знакомо?
— Я вижу тебя первый раз в жизни. Ты красивая…
— А может быть, вы меня где-нибудь видели? В кино, например?
— В кино? — Женщина посмотрела на меня, словно на сумасшедшую. — Я уже тысячу лет кино не смотрю.
— Ну, может быть, совсем недавно вы какой-нибудь сериал по телевизору смотрели?
— Я не помню, когда в последний раз включала телевизор.
— Господи, — прошептала я, кусая пальцы. — Ну почему эта продажная девка по имени Известность так несправедлива? Когда ты хочешь от кого-нибудь скрыться, тебя обязательно узнают, а когда захочешь, чтобы было наоборот, ты становишься неузнаваем!
— Хочешь сказать, что ты актриса? — удивилась домработница.
— И довольно известная. Вы мне не верите?!
— Я тебя не знаю. Даже если ты и актриса. Раз находишься в этом доме, значит, это кому-то нужно. Я в чужие дела никогда не лезу. Выполняю свою работу и получаю за это честно заработанные деньги.
— Меня похитили.
— Как это?
— Просто украли, и все. Украли, чтобы подарить этому уроду. Мне нужно отсюда бежать. Если бы вы мне помогли, я бы заплатила вам хорошие деньги. Вам бы больше не пришлось горбатиться в роли домработницы. Я, конечно, не так богата, как мне бы хотелось, но я бы могла обеспечить вам безбедную старость. Если вы не хотите помочь мне с побегом, то хотя бы сообщите моим близким, где я нахожусь.
В глубине души я рассчитывала на то, что женщина обязательно мне поможет, но на ее лице не было даже малейшего намека на сострадание. Возможно, она не верила в искренность моих слов, а возможно, для окончательного принятия решения ей требовалось время.
— У вас нет повода мне не верить, — заговорила я словно в бреду. — Я вас не обманываю. Ну сами посудите, для каких целей меня поселили в этом доме?.. Сегодня уроду исполнилось ровно семнадцать лет. Его многочисленные родственники подарили ему целую кучу подарков, одним из которых являюсь я. Но разве в наше цивилизованное время дарят людей?! Похищать-то их похищают, а вот дарят ли?!
Неожиданно женщина резко встала и направилась к выходу. Я быстро приподнялась и чуть было не бросилась за ней вслед.
— Стойте! Вы только не принимайте поспешных решений! Вы хорошенько подумайте! Я же предлагаю вам реальные деньги! В конце концов, у вас должна быть хоть какая-то жалость, и вы просто обязаны помочь попавшей в беду девушке!
Но женщина словно не слышала моих слов и, громко хлопнув дверью, вышла из комнаты. Увидев на столе телефон, я быстро вскочила с кровати и судорожно прижала трубку к уху. Меня охватил панический ужас — в телефонной трубке не было слышно ни звука…
— Проклятие, — прошептала я обессиленно и потерла виски. — Проклятие.
Сделав несколько кругов по комнате, я почувствовала неимоверное отчаяние. Казалось, только смерть — единственный способ решения моих проблем. Можно сделать петлю и просунуть в нее тонкую шею… Можно броситься под колеса машины, если бы рядом была какая-нибудь трасса… Можно было бы прыгнуть с крыши, если бы в доме было побольше этажей, а можно набрать полную ладонь сильнодействующих таблеток и моментально их выпить…
Можно, да надо ли? Довольно просто оказаться заложником тех обстоятельств, в которые ты попадаешь. Намного труднее с ними бороться и выйти победителем. Наверно, этот шикарный дом вызывает у соседей черную зависть и никто даже не может себе представить, что творится за фасадом этой благополучной жизни.
Сев на пол, я постаралась взять себя в руки. Бесполезно. Ну почему у меня все не так, как у обычных людей? Конечно, ответ напрашивается сам собой — я сама далеко не обычная. Меня слегка зазнобило, хотя в комнате было очень тепло. Лихорадочная дрожь все сильнее била меня, унося последние иллюзии. Неужели мне больше не восторгаться летним жарким солнышком, не бегать по хрустящему зимнему снегу в новомодных сапожках, не любить, не радоваться и не надеяться на счастливое будущее?!
Я понимала, что все обитатели этого дома неизлечимо больны и эта болезнь называется безумием. Она очень тяжела, запущена и практически не поддается лечению. От жуткого состояния безысходности хотелось просто умереть. Мне показалось, что у меня медленно останавливается сердце, словно оно шло, как часы, а затем сбилось с ритма и попало в тесный, утыканный шипами капкан.
Возможно, придет время, и меня когда-нибудь отсюда выпустят. Наверняка мальчик наиграется и заставит отца приобрести себе новую игрушку. Но когда это произойдет? Страшное ощущение неизвестности угнетало еще больше.