Татьяна остановилась, припоминая. Кажется, эти ленты называются «челома» или «чалома»…
— Что ты сказала? Челома? И это ты знаешь? — спросил удивленно Анатолий.
— Я ведь читала кое-что о Хакасии перед отъездом, — смутилась Татьяна. — Здесь проводили какой-то обряд?
— Мои студенты постарались, — улыбнулся Анатолий. — Перед началом раскопок задабривали местных духов. Так уж у нас полагается. Вон там костер жгли…
Он взял ее за руку и подвел к черному, обугленному пятну среди травы, обкопанному и обложенному крупной галькой.
— Закончится полевой сезон, снова придем сюда, поблагодарим, покормим духов за то, что не мешали нам, не вредили, берегли раскоп. Сейчас все больше людей пытаются приобщиться к народным традициям. Но настоящих хранителей обычаев осталось совсем мало. В итоге дело доходит до курьезов. Привязывают к веткам разноцветные тряпки, ленты, косынки, шарфики, даже носовые платки. Считают, чем веселее расцветка, тем, дескать, лучше. Развевается себе и развевается на ветру челома в полоску или в горошек, сиреневая или желтая, оранжевая или фиолетовая, значит, все прекрасно, духи довольны… И мало кто знает, что хакасы завязывали эти ленты не там, где придется. Ни в коем случае нельзя завязывать челому на траве и кустах. Предки воспринимали их как корневища деревьев, растущих в Нижнем, подземном мире, а им управляет ужасный уродец Эрлик-хан. И все там вверх ногами, как и подобает в мире нечисти. Если тебе не хочется почитать Эрлик-хана, то на кустах ленточки лучше не повязывать.
— Да я никогда и не повязывала, — улыбнулась Татьяна, — но иногда думала: какой смысл в этих ленточках?
— Есть смысл, не сомневайся! — улыбнулся ответно Анатолий. — Еще в школе я пытался разузнать: зависит ли цвет челомы от того, кто ее повязывает. Помню, бабушка-соседка объяснила. В старые времена мужчинам дозволялось повязывать только белые челомы, женщинам — красные, а старикам, которые уже не могли рожать детей, — синие. Сейчас все смешалось от незнания, а может, от нежелания или лени вникать в обычаи предков.
— А желтый цвет? — спросила Татьяна. — Разве нельзя повязывать желтенькие ленточки? Или оранжевые? Веселый цвет, солнечный!
— Ну, это как сказать! Буддисты почитают цветок золотого лотоса как символ мудрости, плодородия и святости. Поэтому челому желтого или оранжевого цвета оставляют те, кто исповедует буддизм, вернее, его северное направление — ламаизм. Однозначно, буряты или алтайцы, а может, и вовсе — монголы. Но, скорее всего, наши южные соседи — тувинцы, но только не хакасы. У них желтый и золотой цвета испокон веку были связаны с болезнью и смертью. Я постоянно удивляюсь ярко-желтым или оранжевым рубахам и платьям на хакасских праздниках. Что за бурят их шил? Или монгол?
Анатолий улыбнулся и подвел ее к высокой разлапистой сосне, под которой лежало ошкуренное бревно, уже отполированное чьими-то задами. Верно, не один Анатолий знал об этом укромном уголке, словно созданном для тайных свиданий.
— Хорошо здесь! — с благодарностью и смущением пробормотала Татьяна.
Замерев от восторга, она во все глаза смотрела на реку. Огромная луна поднималась над лесом, и пульсирующая серебристая дорожка перекинулась с одного берега Абасуга до другого. От воды дул прохладный ветерок, и Анатолий, уже не спрашивая согласия, накинул ей на плечи свою куртку. Затем взял за руку.
— Присаживайся! Жестковато, конечно, сидеть, но терпимо, — сказал он, улыбнувшись. Но голос его звучал глухо и немного печально. И глаза смотрели грустно, как при расставании. В сердце закралась тревога, но Татьяна отвела взгляд.
Нервы? Конечно, нервы расшалились. Все это из-за Евы. Что их связывает с Анатолием? Дружба, работа или нечто большее? Вон как по-хозяйски она вела себя за столом. Видно, не первый раз общалась с Борисом и Анатолием на короткой ноге… Но, с другой стороны, Анатолий ушел с ней, оставил Еву в компании Бориса. Получается?..
«А ровно ничего не получается! — одернула она себя. — И вообще, прочь все мысли о Еве! Она того не стоит!»
Какое-то время они сидели молча. Стихли крики на волейбольной площадке, лишь продолжала где-то звучать гитара, выводя немудреный мотив. Ей вторил приятный мужской голос:
Ходит милая девушка
В костюме простом, неброском,
Зеленые бриджи, рубашка навыпуск,
В разбитых давно босоножках.
Ищет милая девушка
Далеких веков отброски,
Черепки, браслеты и кости,
находки, во всех раскопках… [12]
— Даже песни у вас о раскопках, — сказала Татьяна.
— Что поделаешь? — отозвался Анатолий. — Раскоп здесь — Его Величество, а мы — простые подданные. Поэтому все разговоры, споры, дискуссии только о нем, любимом. Сидят допоздна, пока не разгонишь всю ораву по палаткам. Вечерние посиделки с чаем, иногда с вином — самое отрадное время в экспедиции. Ведь здесь собрались люди, занятые одним делом, потому и темы для общих разговоров быстро находятся. Тут и песни тебе, и байки всякие, случаи из жизни бродячей, экспедиционной. Чего только не бывает в поле! Но никто никого не нагружает своими проблемами. Все неприятности остаются в городе. И как бы душу ни крутило, плач в жилетку отменяется. Но поговорить о судьбах России — святое дело! Это ведь наша национальная забава!
— Что-нибудь нашли сегодня?
— Нашли, — кивнул Анатолий. — Есть кое-что занятное. Иконка с мощевиком, видно, фамильная, нательный крестик, кирпичная кладка, скорее всего, печной фундамент. Остальное как обычно: собачьи, бараньи кости, обломки керамики, наконечники стрел. Находки гуще пошли, и это радует… Главное, докопались до основания одной из башен. Бревна хорошо сохранились, почти не пострадали при пожаре. Фундаменты возводили из лиственницы, она почти не гниет в земле, а в воде еще крепче становится…
Татьяна слушала его, а воображение рисовало картину боя, когда разлетается вдребезги не одна человеческая жизнь, а следом уходит в прах самое дорогое — нательный крестик, иконка с мощами святого, сгорает жилище с печкой и от удара вражеской сабли погибает собака, которая это жилище охраняла…
— Ты до сих пор считаешь, что острог сожгли кыргызы? — спросила она тихо.
— Пока лишь предполагаю. Кыргызское войско, хоть и малочисленное, по современным меркам, представляло собою серьезную силу. У воинов были отличные доспехи и оружие. Русские вступали с ними в открытый бой только тогда, когда выбора не оставалось. Но чаще или отсиживались за стенами острогов, или применяли тактику рейдовой войны: нападали на улусы и курени в отсутствие войска. После пожара острог не стали отстраивать, скорее всего он потерял стратегическое значение. Люди ушли из него в одночасье… Может, потому так мало о нем сведений. И ошибку в расположении не стали исправлять… Что ж, в любом случае раскопки мы не прекратим. Я кожей чувствую — перстень не последняя интересная находка. Так что работы будет невпроворот! Ты не против, если я зачислю тебя в штат художником?