— А что они скажут? — пожала та плечами. — Райотделы теперь реформировали, одно территориальное управление на несколько районов. А до него тыщу верст киселя хлебать. Людей после сокращения не хватает. На убийства выезжать некому. Словом, как в том анекдоте: «Подождите, когда убьют, тогда и приедем». Но обещали, что участковый, как из отпуска вернется, наведается к нам. Через неделю… Правда, записали все, честь по чести, заявление приняли, да что толку? Нанесение легкого вреда здоровью…
— Ничего себе — легкого? — изумилась Людмила. — Кровищи сколько было!
— Все, пустые разговоры прекращаем! — оборвал ее Анатолий. — Начинаем осмотр. Сева, где фотоаппарат?
— Тут, — хлопнул тот себя по боку, — в кофре.
— Снимешь со всех ракурсов, общий фон, затем костяк отдельно, и все эти прибамбасы, что лежат в гробу.
— Таня, — окликнула ее Ольга Львовна, — для тебя тоже работа найдется.
Анатолий бросил на нее беглый взгляд и тихо сказал:
— Не трогайте ее пока.
Ольга Львовна пожала плечами.
— Привыкать нужно. Нам эти кости еще чистить да мыть.
Удушье сдавило горло. Татьяна закашлялась, покраснела и отвернулась. Стыд какой! Попробуй объяснить тем же Ольге Львовне и Еве, почему она не в состоянии подойти к этому гробу. Стиснув зубы, она все же пересилила себя, поднялась, но тошнота вновь подступила к горлу. Зажав рот ладонью, она бросилась к выходу.
На свежем воздухе ей стало немного легче. Татьяна перевела дыхание, потерла пальцами влажные от пота виски.
— Что с тобой?
Оказывается, Ева выскочила следом. А в руках у нее — ватка с нашатырем.
— Понюхай!
— Нет! — Татьяна отвела ее руку. — Все прошло. Не отвлекайся на меня.
— Давай присядем! — Ева опустилась на траву рядом с палаткой, достала из кармана пачку сигарет. — Куришь?
Татьяна отрицательно покачала головой и села рядом. Голова все еще кружилась, но тошнота отступила.
Ева закурила и покосилась на нее.
— С чего вдруг позеленела? Беременная?
— Вот еще! Глупости! — рассердилась Татьяна.
— Да ладно, не злись, — добродушно заметила Ева. — Пошутить нельзя? Больше похоже, что ты до смерти испугалась. Я, между прочим, первый раз в морге в обморок свалилась. Так что с непривычки всякое бывает.
— Все равно стыдно, — вздохнула Татьяна.
— Не тушуйся, — засмеялась Ева и спросила: — Ты как? Отдышалась? Или здесь посидишь?
— Пойду в камералку, — ответила Татьяна. — Ольга Львовна сказала: «Надо привыкать!»
Они вернулись в палатку. Там уже кипела работа. Анатолий бросил на них быстрый взгляд и снова перевел его на домовину, продолжая диктовать сухим бесстрастным голосом. Пристроившись на краю стола, Людмила быстро записывала его слова в толстую тетрадь:
— В лиственничной домовине, размерами… длина, ширина, толщина стенок… находится скелет женщины без видимых признаков разрушения, погребенный по традициям православной культуры. Лежит на спине, в вытянутой позе. Лицом вверх, руки сложены на груди. Волосы — темные, длинные, заплетены в одну косу по часовой стрелке. На костях груди и рядом — металлические пластины, очевидно, детали кыргызского куяка, и православный медный или бронзовый крест. — Он поднял голову, посмотрел на Татьяну. — Видишь, и впрямь приняла православие!
И снова перевел взгляд на домовину.
— Справа от костей голени — кинжал, из тех, что носили за голенищем сапога, — продолжал он перечислять достоинства обнаруженного оружия с интонацией завхоза, проводящего инвентаризацию в бухгалтерии. — Кованый, ручка из слоновой кости, ножны — серебряные, с обкладкой золотой фольгой, инкрустированы драгоценными камнями. Слева от бедренной кости — кыргызская сабля… Похоже, из молата — местной стали. Ножны из серебра с золотыми вставками. Рядом с костяком, тоже слева, кожаные фрагменты колчана, серебряные и золотые накладки на колчан и двенадцать металлических наконечников стрел. В ногах погребенной — остатки сбруйных ремней с серебряными накладками с изображениями диких зверей — волка и барса. На костях обеих рук — поручи-зарукавья. На первый взгляд принадлежат позднему монгольскому или кыргызскому куячному вооружению. Состоят из двух изогнутых пластин и металлической чаши — налокотника. Застегивались на пряжки. Пряжки находятся здесь же. Поножи… Две выгнутые пластины от колен до щиколоток…
Из-под марлевой повязки голос Анатолия звучал глухо. Иногда он чертыхался, вытирал лоб тыльной стороной ладони и приказывал, видно, самому себе:
— Все, работаем дальше!
И продолжал тем же ровным, размеренным голосом:
— В домовине обнаружены различные украшения и принадлежности костюма погребенной. В изголовье — меховой кант, явно от шапки, и две металлические шпильки с тонкой гравировкой. Одна увенчана головой волка. Справа от черепа — серебряная подвеска с пятью кораллами. Под левым предплечьем, а также под грудной клеткой — скопление раковин каури. В области талии остатки пояса из сыромятной кожи с прямоугольными серебряными бляшками, орнаментированные трилистником. Здесь же, справа, похоже, остатки плети-камчи. Серебряное китайское зеркало…
— А колец сколько! — прошептал рядом Сева. — Все пальцы унизаны!
— Не мешай! — строго сказала Ева. — Бормочешь тут над ухом. И не забывай фотографировать!
Сева фыркнул, но промолчал. Анатолий вновь принялся перечислять найденное в домовине тем же тоном — бесстрастно, словно занимался обычным, рутинным делом:
— Обручи наручные из серебра, в форме разъемного кольца с гравировкой, шириной около сантиметра. Два серебряных перстня, один — с пятью кораллами на безымянном пальце левой руки, второй — с тремя кораллами на среднем пальце правой руки. Перстни с большим плоским щитком круглой формы. По форме напоминают хакасские перстни. Орнаментированы характерными узорами: трилистниками, зигзагообразными линиями, концентрическими кругами. Два серебряных кольца с гравировкой типа хакасского пурба обнаружены на фаланге среднего пальца левой руки. Также на фаланге левого мизинца имеется серебряное кольцо, инкрустированное бирюзой.
— Да, — тихо сказала Ольга Львовна, — очень много серебра!
— Кыргызы приписывали ему очистительную силу, верили, что лунный блеск серебра защищает от злых духов и умножает жизненную силу человека, — блеснула познаниями Людмила. Затем еще что-то сказала. В ответ Анатолий сердито приказал не отвлекаться и не расслабляться.
Но Татьяна особо не прислушивалась к их разговорам. Она разглядывала свой перстень. Ончас называла его «чустук». Только ее чустук — с одним кораллом. Теткины пальцы тоже были унизаны кольцами, правда медными… Худые пальцы с желтой от старости кожей… Ведь без кольца не позволялось даже доить корову!