В беседке, развалившись в плетеных креслах, сидели трое мужчин. Пожилой, высокий, лысоватый – очевидно, владелец поместья – курил сигару; жест, которым он стряхивал пепел, казался по-хозяйски уверенным, на широком бледном лице застыла маска спокойствия и властности. Рядом с ним нахохлился старик – жилистый, тощий, смуглый, с ястребиным носом и темными, как смоль, зрачками; в левой руке он держал бокал, а кисть правой, обтянутая черной перчаткой, неподвижно покоилась на коленях. Третий мужчина, светловолосый, холеный, с тяжелой челюстью, был молод – не старше тридцати пяти. Он сидел напротив лысоватого с таким расчетом, чтоб видеть блондинку на пляже.
– Соблаговолят ли доны начать? – спросил старик и, когда его собеседники кивнули, продолжил: – Сегодня, почтеннейшие, у нас два вопроса: «торпеды» и гаучо. Или, если хотите, гаучо и «торпеды».
– Предпочитаю второй вариант, дон Хайме, – откликнулся лысоватый.
– Как угодно, дон Грегорио, как угодно. Дон Алекс не против?
Молодой снова кивнул, обозревая стройные бедра девушки.
Тощий Хайме отпил из бокала и сплюнул в огненную пропасть.
– Итак, судари мои, Луис, наш кондор и генерал, уже за Старым Мостом, в пампасах. Три линейных отряда драгун и карабинеры… Тысячи две, если не ошибаюсь? – Две с половиной, – уточнил Алекс, не спуская глаз с девушки. Хозяин, дон Грегорио Сильвестров, перехватил его взгляд и усмехнулся.
Хайме приподнял руку в перчатке, что-то лязгнуло, скрипнуло, рукав съехал к локтю, обнажая крепление протеза.
Сухие узкие губы старика шевельнулись.
– Я полагаю, Луис пойдет от моста на север, а шестнадцатый отряд драгун и крокодильеры Хорхе Смотрителя – на юг. Дней через двадцать клещи сомкнутся, и твои головорезы, Анаконда, положат пару сотен гаучо. Так?
– Так, – с ленцой подтвердил светловолосый. – Но могут всех пустить в расход. Как договоримся, амигос!
– Мы уже договорились с доном Федором-Фиделем, милостивец мой. – Старик снова отхлебнул вина. – Две сотни убитыми и сотня пленных – Пимену в Разлом, за керосин с мазутом. Ну, десять-двадцать раненых – Сильверу на развлечение, для пыток и публичных казней… Так что, сударь, придержи своих кондоров и кайманов. Договоренности надо выполнять. Даже с доном Федькой.
– Дон! – Алекс презрительно фыркнул. – Мелкий пахан, паханито, которому мы подарили жизнь! Я бы его… – Он стиснул кулак, но пожилой, нахмурив брови, пророкотал:
– «Штыки» всегда спешат, а резать и стрелять нужно с толком, чтобы добро не пропадало зря. С толком, Алекс, понимаешь? И с пользой для дела. Так, как вырезали дружинничков триста лет назад, как прикончили домушников и донецких отморозков. Те были опасны, а гаучо с их доном Федькой для нас не конкуренты. Скорей партнеры! От них прямая польза, ибо стране нужны враги, и внешние, и внутренние, чтоб было с кого спросить за всякую провинность.
– Обвиноватить, сударь мой! – хрипло каркнул дон Хайме, стукнув кулаком в перчатке по колену. – Виноватый – всегда враг, а враг – всегда виноват! Такая вот логика!
– Ты прав, Хайме. – Грегорио Сильвестров степенно кивнул. – Нам нужны враги, необходимы, чтоб в трудный час бросить их «шестеркам» на растерзание. А где мы возьмем врагов, вырезав всех под корень? До срушников и бляхов далеко… а эмиратские еще дальше.
– Враги найдутся, – буркнул Алекс. – Тот же Хорхе с его крокодильерами или черные Пименталя.
– Их шестеркам не бросишь. – Дон Грегорио погасил сигару и швырнул ее в пропасть, за резные перила беседки. – Свара с Хорхе и Пименом – это уже Передел… Большой Передел, как во времена домушников! Пока не в наших интересах, Алекс.
– Ладно! – согласился светловолосый, не спуская глаз с блондинки. Она приподнялась на колено и начала стряхивать песок; груди у нее были полными, упругими, с алыми вишнями сосков. – Ладно! Двести так двести! А что потом?
– Это ты скажи, что потом. – Старик насмешливо прищурился. – Ты наследственный спец по военной части. Мое дело – налоги драть, Сильвер у нас – страж спокойствия, а ты – Анаконда и главный «штык»! Тебе и решать, сокол мой.
Алекс нерешительно ухмыльнулся, наблюдая, как девушка, стряхнув с плеч песок, отжимает волосы.
– А что решать? Отступим к мосту, к Харбохе. Вследствие временных неудач.
– Э, любезнейший, так не пойдет! – Протез лязгнул, дон Хайме привстал, опираясь рукой в перчатке о подлокотник кресла. – Зачем нам поражения и неудачи? Для нас – поражение, для Хорхе – победа! Зубастый он, этот Хорхе… Сделаем вот как: победоносное наступление приостановлено, ибо старый скряга Хайме прекратил финансировать операцию. Отсюда – трудности с углем, мазутом и патронами… Без угля паровик не ездит, припасы не доставить, а кораблями тоже не подвезти – из-за, алчности «торпед», которым не хватает патриотизма. Думаки пусть заявят протест, а дон Грегорио и дон Алекс его поддержат, как и подпевалы из прочих департаментов. А я поплачусь: «торпеды» вздули дань за перевоз, финансовый кризис в державе, казна – три с половиной песюка, готов уйти в отставку. И спустим все на тормозах. Или свалим на Трясунчика.
– Ума палата, – уважительно произнес дон Грегорио, раскурив новую сигару. – Не возражаешь, Алекс? Тот пожал плечами:
– Не возражаю. Двести голов, сотня пленных, и наступление будет приостановлено. С Федьки-Фиделя – бочонок пульки.
– И столько же-с меня, благодетель. К свадьбе твоей, «шестерок» поить, – сказал старик, почесывая щеку. – Ну, милостивые доны, не пора ли заняться «торпедами»? – Он покосился на лысоватого, дождался согласного кивка и вымолвил: – Тут случай ясный, соколы мои: мытари их обнаглели, вдвое за провоз дерут, а у Хосе-Иоськи крыша поехала – дела забросил, кораблики в луже пускает да кормит срушников дерьмом. Надо же, пообещал Сапгию целый флот броненосцев во главе с «Полтавой»! А пан Сапгий у нас не дурак, совсем не дурак… Как бы своих людишек не заслал для проверки, а это нам и вовсе ни к чему… Так что же? Будем кончать Трясунчика?
– Будем, – согласился дон Грегорио. – Я кого-нибудь подыщу из мелкоты, из вольных отстрельщиков…
– Не лучше ли сдать Трясунчика крокодильерам? – предложил молодой.
– Не стоит. Слишком уж звероватые, а Хосе-Иосиф все-таки дон… Пусть отойдет пристойно, с миром.
Девушка на пляже присела, широко расставив колени, и Алекс, глава Военного департамента по прозвищу Анаконда, судорожно сглотнул.
– Хороша кобылка? – Дон Грегорио изобразил улыбку. – Не терпится, а?
– Стерплю. Недолго осталось. – Алекс побагровел и, желая замять неловкость, тоже оскалился в усмешке. – На такой кобылке только и гарцевать в пампасах за мостом или в Пустоши… Лихое место эта Пустошь, опасное – без резвого коня! Одни изгои да ранчеро… А еще, доносят, сумасшедший поп в Дурасе объявился – божий человек, а трех диких пришиб. Разом!
– Выходит, судари мои, я их не зря прикармливаю, попов-то, – заметил дон Хайме. Потом спросил – правда, без особого интереса: – А дикие чьи?