С этим напутствием я и покинул его каморку. На улице, достав мобильник, набрал номер Влада. Он из дома еще не вылез – похоже, отсыпался после вчерашнего и только-только продрал глаза. Голос, во всяком случае, был хриплый.
– Это кто?
– Это я, партнер. Мы снова в деле.
– Приятная новость, сэр. Что для меня?
– Для тебя – старинная архитектура. Планы Башни достань. Желательно с подземными этажами.
Спросонья он не понял, про какую башню я говорю. Пришлось напомнить: Спасская башня, что в Кремле.
Контракта мне отче Кирилл не прислал. Может, у церковников так положено – все на паре честных слов, нашептанных в ризнице?.. Не знаю, как работал с ними Николай, но мне к честному слову хотелось бы добавить что-то посущественней. Не потому, что я такой уж педант или тревожусь из-за гонорара, а в силу причин официальных, дабы не возникло сложностей с по-по. В полиции нравов те еще жуки и гниды! Еще в былые времена, когда занимались они алкашами и наркоманами, сутенерами и потаскухами, слава шла о них недобрая – мол, не столько ловят и сажают, сколько обирают и крышуют. Что же о нынешних днях говорить! Доход от племени Нергала куда побольше, чем от шлюх, паленой водки и «колес», а эти разновидности торговли вампиры контролируют на сто процентов. Глобализация, судари мои, глобализация! Прогресс! И для по-по удобно: что пачкаться по мелочи, раз есть компания, которая держит всякие вамп-бизнесы и платит мзду. Но недаром, недаром! Нужны ответные услуги, и первой в их списке числится Гильдия Забойщиков.
Так что я предпочитаю работать с контрактом на руках. Вообще говоря, этот документ не обязателен – есть тридцать третья статья конституции, в которой черным по белому прописано, что власть оберегает граждан от посягательств упырей. Оберегает всеми средствами, а потому принят в подкрепление закон о тотальном отстреле клыкастых. Но вот беда: есть статья и есть закон, однако вампиры не переводятся! У нас ведь не Дикий Запад и не Китай – в истинно демократической стране нужно сперва доказать, что этот тип – вампир, а уж потом разнести ему черепушку. Но как докажешь? К дантистам упыри не ходят, а лезть к каждому в рот да измерять клыки нельзя – это уже ущемление свободы.
Словом, есть у по-по кое-какие возможности Гильдию прижать, а кровососов спасти от кары. Взять те же клыки: если они длиною в дюйм, то все понятно, а если, скажем, сантиметр с небольшим? То ли это молодой первичный, то ли инициант, то ли честный гражданин, имеющий право на генетическое отклонение? Конечно, мы, Забойщики, чуем нелюдь с сорока шагов, но чутье – не юридическая категория, законов на нем не воздвигнешь. И потому мы – частная лавочка, а не государственная служба. Хотя, если призадуматься, не будь нас, половину России уже бы высосали.
Для Забойщика контракт – большое подспорье. Мелкую акцию можно и так осуществить, убрать иницианта по наводке соседей или снести башку уроду, застав его на месте преступления. Но крупное дело лучше начинать с контрактом – желательно от солидных людей. А кто у нас солидней церкви? Министры, депутаты, президент?.. Как бы не так! Все они приходят и уходят, а церковь остается.
Но, как говорилось выше, контракта я не получил. В этот день я ждал его до вечера, но звонка по телефону не было, – и с посыльным или в компьютер ничего не поступило. Утром я все-таки связался с Гильдией, зарегистрировал устный договор с архимандритом Кириллом, придумав подходящую формулировку: мол, попросили меня разобраться с убийством Николая Вырия. Затем отправился на Пушкинскую площадь. Пешком пошел – идти всего-то пятнадцать минут.
Митинг уже начался. В плотном оцеплении ОМОНа волновалась толпа тысячи в три человек, люди что-то кричали, трясли плакатами и знаменами, и флаги у них были сплошь голубые. Не сразу я сообразил, чего они требуют – подумалось мне, что тут замешан Евросоюз, и выступают за контакты с ним, а может, против. Но надписи на транспарантах гласили не об этом: «Отказ в усыновлении – беззаконие!», «У нас тоже есть права!», «Позор правительству!», «Мы хотим детей!» – ну и прочее в том же роде. Тут я понял, что оказался на митинге геев и лесбиянок, желавших обзавестись приемными детьми. Отец Кирилл неплохо постарался! Найдет меня Пафнутий, и будем мы с ним как шерочка с машерочкой, пара невинных голубых.
Омоновцы всех пропускали, так что я без конфликтов ввинтился в толпу и стал фланировать туда-сюда в ожидании брата Пафнутия. Народ и в самом деле кучковался парами, мужик с мужиком, барышня с барышней, но были и одиночки вроде меня – похоже, искали партнеров. У памятника великому поэту надрывался длинноволосый тип, витийствовал о поруганных правах, о том, что дети – цветы жизни, и без них семья не семья, а так, одно сожительство. Толпа отвечала согласным ревом и колыханием флагов. Молодежь приплясывала, девки целовались взасос, парни гладили друг другу задницы, а мужики посолиднее скромно держались за ручки. Пушкин смотрел на это действо с печальной усмешкой – ему, поклоннику дам, изыски нашего века были мерзки или как минимум непонятны.
Длинноволосого сменила тетка с основательными буферами и громоподобным басом. Я обошел вокруг памятника, но Пафнутий как сквозь землю провалился. Конечно, в лицо он был мне незнаком, но я представлял такого монашка-скромника с постной рожей и в темном одеянии. Ничего похожего! Зато раза три-четыре уловил я эманацию вампиров, отдаленную и слабую, точно запах уксуса, закупоренного в бутылке. Удивляться этому не приходилось: где толпа, там всегда кровососы. Особенно если грядет беспорядок, в котором можно поживиться.
Первичные такой охотой брезгуют, у них канал снабжения налажен. Другое дело иницианты, те, кто еще не набрался опыта, не присосался к какой-то кормушке вроде универсама «Крохобор». Эти бродят по дворам и улицам, караулят в парадных, ошиваются у школ и посещают всякие сборища, то в одиночку, то целыми стаями. В мире вампиров они – расходный материал, чечако, коими не жаль пожертвовать. Со временем те, кто остался в живых, прибьются к шайке первичного, обычно того, кто их инициировал. Но первичные тоже меж собой не равноправны, есть среди них аристократия, твари древние и злобные, как говорил отец Кирилл. Однако здесь их не встретишь. Уровень не тот!
Я заканчивал второй круг у статуи поэта, когда по Тверской, перекрывая движение, повалила новая толпа. Были в ней больше пацаны и молодые парни, бритые наголо, в черных кожаных куртках и тяжелых бутсах, с цепями, обрезками труб и клюшками для гольфа, и шли они плотной колонной, точно римский легион. Целеустремленно шли, прямо на наше голубое сборище. Я в тот момент очутился на тротуаре со стороны Тверской и видел, как расступается перед ними ОМОН, причем с большой охотой.
Миг-другой, и легионеры в кожанках обрушились на геев. Но те, похоже, были готовы к битве – нашлись у них тоже палки, и клюшки, и целые оглобли, древки от плакатов. Не прошло и трех минут, как вокруг меня уже кипела схватка, рычали мужики, визжали девицы, мелькали дубинки, слышался звук ударов, брызгала кровь. За геями было численное превосходство и вера в светлый идеал, за бритоголовыми – резвость, дисциплина и лучшая экипировка, башмаки и куртки с блямбами. Они врезались в толпу, точно лом в снежный сугроб, и начали расходиться двумя крыльями, оттесняя геев к памятнику. За ними оставались окровавленные люди, девицы в растерзанных платьях и неподвижные тела. Глядевший на это Пушкин уже не усмехался с грустью, а был суров и мрачен – должно быть, виделся ему расстрел декабристов на Дворцовой.