— Если хочешь туда пробраться, забудь. Жалко, блин, я бы тоже заглотнул канапешек и обнял буржуйскую девку.
— Море далеко? — резко спросил Виталий.
— Зачем, хочешь искупаться?
— Ну да.
— Вот так праздник ты организовала! — Глаза Марины блестели от выпитого шампанского.
— Я так волнуюсь… — Ольга не имела в виду организационные хлопоты. — Но, надеюсь, все будет хорошо. Ты пробовала устрицы?
— Нет еще, с тех пор, как народ узнал, что в некоторых есть бриллианты, отдельные девицы объедаются ими до колик в животе. Вот идиотки! Это мерзко. Это гениальная идея твоего мужа?
— Почему, когда ты говоришь о мерзком, всегда думаешь о Спиридоне?
— Я этого не сказала… Но, похоже, он что-то замышляет, потому, что он как пес крутится вокруг лотка с устрицами. Следит, наверное, за тем, чтобы девушка, которой попадется бриллиант, не проглотила его. Смешно!
Все смеются над ним. Открыто. Но насмехаться над ним — значит не принимать всерьез и ее. Сестра одного из самых влиятельных людей планеты вышла замуж за ничтожество, промышляющее контрабандой бриллиантов. А ведь когда-то Ольга любила этого человека. Он был красив и даже умен. Он нашел слова, чтобы ее соблазнить. Но деньги и власть его испортили. Втайне она даже сердилась на Виталия за то, что тот держит Спиридона на посылках. Ведь он не хотел, чтобы Ольга выходила замуж за его университетского приятеля. Она не послушалась. Поэтому он не переставал унижать Спиридона и относиться к нему как к подчиненному. Вот тот и обозлился, вымещая на ней, сестре этого негодяя Виталия, свои комплексы. Ольга могла бы развестись и выкинуть его из своей жизни, но она была горда. Настоящая Романова. И чем признать свое поражение перед братьями, она предпочла сохранять видимость семьи.
— А я все равно предпочитаю нашу российскую икру их французским устрицам. Вы сколько икры сюда привезли, тонну? — Марина пыталась отвлечь ее от неприятных мыслей.
— Мы опустошили все закрома Родины. Забрали самое лучшее. Это как с мужчинами, лучших всегда разбирают. Ты не видела, нигде не завалялся хороший? — спросила Ольга и залпом выпила бокал «Кристалла».
Начальник, настоящий начальник, Сибиряк, велел ему вернуться на место и не заниматься больше этим делом. Он сказал, что займется сам. Или Тень займется. Тень — плохая сторона солнца.
Одетый в безупречный смокинг, он следил за операцией «морская лотерея». «Какая глупость!» — повторял он про себя. Каждый раз, когда очередная девушка находила бриллиант в устрице, вокруг нее начинались восклицания и визги. Ее поздравляли, целовали, а счастливая победительница «морской лотереи» принимала высокомерный вид, типа у меня таких бриллиантов навалом, но все равно это очень мило со стороны хозяина вечеринки. И начинала смеяться, не очень сильно, чтобы не повредить свежий лифтинг. Антон знал, что каждая из присутствующих женщин, как бы богата она не была, готова биться, лишь бы получить даром еще один бриллиант. Не бьются лишь те, кто слаб и вечно проигрывает, находя утешение в глупой гордости.
Лоик Леско, устричник, честно отрабатывал свою зарплату. Он был один против целой толпы роскошных женщин, резко полюбивших морепродукты. Одна из хостесс, отличный физиогномист, указывала ему незаметно на тех, кому он должен был подавать раковины, содержащие бриллианты, те, что были помечены кружком. Она наизусть выучила список пятидесяти пяти счастливиц. Она их всех знала, потому что почти все они были известными в мире светскими львицами. Пятьдесят пять без одной. Спиридон не включил в список имя Валентины Кама. Женой господина Кама должен был заняться лично Лоик Леско.
А Лоик не знал, что делать. Мужик, пообещавший ему 20 тысяч, не спускал с него стальных глаз. Устрицу, помеченную крестиком, он положил недалеко от Лоика, но так, чтобы приглашенные не смогли ее взять. Линзы, которые ему выдали, позволяли заметить невидимые для остальных знаки на устрицах. Странно, но нарисованный крестик на этой единственной устрице почему-то казался Лоику похожим на надгробные кресты братских могил его родной Бретани.
Спиридон следил за операцией с настороженностью, привлекшей внимание Антона. Он стал незаметно наблюдать за зятем господина Романова. Тот не сходил ни на сантиметр со своего места. Он даже отказался от многих бокалов шампанского, которое разносили сновавшие официанты. Антон не понимал, что тот замышляет, его голова была занята другим. Визит к Рюфолю ничего не дал. Мент так и не появился в своем убогом жилище. Антон зашел сам и какое-то время ждал в убитом засаленном кресле подозрительно пахнущем мочей. Он пошарил немного в этом гадюшнике, но ничего не нашел. Мент был алкоголиком, но алкоголиком начитанным, судя по пыльным стопкам книг, лежавшим по всей квартире, даже на кухне. Ему, что совсем нечего делать? Антон опасался интеллектуалов. Они предпочитали слова действиям и жили в какой-то другой реальности. Он все еще спрашивал себя, что делает в этой помойке, как его внимание привлек включенный видеомагнитофон, такой же старый, как и телевизор над ним. Он подошел к аппарату, дотронулся и удивился, что тот еще теплый. Видимо, недавно использовали. Похоже, он опоздал и разминулся с хозяином помойки. Никакой кассеты в аппарате не было. Но самое удивительное было то, что в этом бардаке не было вообще никаких кассет. Инстинкт охотника просигналил об опасности. Он обыскал каждый сантиметр рядом с телевизором. Его внимание привлек блокнот, валявшийся на полу. Половина страниц была вырвана, а первая оставалась чистой. Наклонив под углом первую страницу, Антон заметил след, продавленный ручкой, но не смог разобрать ни слова. Без особой надежды на успех, он на четвереньках изучил пространство под мебелью и наконец нашел то, что искал. Но не там, где ожидал. На кухне, неподалеку от своей миски, облезлый маленький котенок играл с бумажным шариком. Бесцеремонно отобрав у малыша игрушку, Антон онемел, увидев несколько слов, написанных по-русски. Он их прочел вслух:
— «Пионер, Березка, водка, блондинка, Светлана…»
Антон тотчас попросил Сибиряка о встрече.
Рюфоль не торопясь рулил в сторону «Матильды». Он еще был под впечатлением от того, что услышал от Ивановой. Это его быстро отрезвило. И ему больше не хотелось пить. Ему хотелось отомстить за все годы унижений. Он наконец-то держал за яйца человека, который ему не нравился. И этот человек был очень богат.
Через час работы Иванова передала листочки, на которых записала все, что ей удалось перевести. Она была потрясена тем, что услышала. Для нее не было никаких сомнений в том, что заключенный, если собрать вместе все кусочки фраз и восклицания, обвинял самого себя в убийстве молодой девушки по имени Светлана. И если она правильно поняла, произошло это очень давно.
Иванова, прежде чем попрощаться с Рюфолем, спросила:
— Заключенный — это же Виталий Романов, правда?
Ему пришлось кивнуть. Он спросил в свою очередь, откуда она его знает.