– Нет. Она одинокая…
Эдик раскатисто рассмеялся, чем привел Аню в неописуемое волнение – не девка, а трусливый заяц какой-то.
– Ну старуха, ну дает! Даже государство умудрилась обдурить!
– Вы правда ее сын? – все еще не верила Аня.
– Сын, сын, – закивал он, по-прежнему улыбаясь. – Эдуард Петрович Новицкий, к вашим услугам.
– А я Аня, Аня Железнова, – немного осмелела девушка. – Я за вашей мамой ухаживала… Я очень ее полюбила, она была такая… такая… добрая…
Эдик еще внимательнее посмотрел на девчонку – на самом деле наивная или притворяется? Девчонка от его пристального взгляда стушевалась: покраснела, опустила очи долу и тут же замолчала. Нет, эта не притворяется, эта от природы такая, решил Эдуард (он хорошо читал по лицам – тюрьма научила), одно непонятно, как она умудрилась эту наивность сохранить, тем более живя в Москве – столица и не таких развращала…
Угораздило же бедняжку родиться в конце XX века. Подобным тут не место, им бы в век XVII, а то и к рыцарям! Сразу видно, к современной жизни не приспособлена и от того несчастна и одинока, у таких девчушек даже подруг нет, не говоря уж о друзьях…
– С кем живешь-то, Анна Железнова? – спросил Эдик приветливо, ему больше не хотелось нагонять на девчушку страху.
– Одна, вернее, с соседями… У меня комната в коммуналке…
– Родители где?
– Мать умерла, а отца у меня никогда не было… – Аня запнулась, – нагуляли меня…
Эдуард Петрович удивленно приподнял брови – у гулящей матери выросла эдакая незабудка. Надо же!
– А жених у тебя, Аня, есть? – решил уточнить он.
– Смеетесь? – смутилась она. – Кто на меня позарится?
Вот тут Эдуард был с девушкой не согласен. Позариться на нее мог кто угодно, поскольку внешность у нее была очень приятная, единственное – эту приятность под лохмотьями очень трудно разглядеть. Сам он, например, сначала посчитал Аню дурнушкой – уж очень уродовала ее дурацкая мохеровая шапка, старил темный, намотанный на шею шарф, а мешковатое пальто делало фигуру бесформенной, но теперь, когда девушка стянула с головы безобразный головной убор и расслабила удавку, оказалось, что у нее густые волнистые волосы, нежное овальное личико, большие серые глаза и тонкий, с небольшой горбинкой, нос. Хламиду свою она еще не сняла, но Эдик мог поклясться, что Анютка еще и стройненькая.
– А ты по-другому одеваться не пробовала? – задумчиво спросил Эдуард, закончив осмотр Аниной внешности.
– Нет, – честно призналась она.
– Почему?
– Не пробовала, и все.
Маленькая гордячка, с симпатией подумал Эдуард, не хочет признаваться, что денег ей хватает только на еду и это тряпье.
– Хочешь, бабок дам, – неожиданно предложил он. – Пальто себе купишь…
Аня вспыхнула и резко ответила:
– Не надо!
– Просто так, а не за то, о чем ты подумала, – с досадой протянул он. – В благодарность за заботу о матери…
– Все равно не надо. Пальто я себе на следующий год куплю сама.
– Как знаешь, – хмуро проговорил Эдик. – Только мой тебе совет, не отказывайся от помощи, когда ее предлагают искренне… – Он остро глянул на нее, потом опустил глаза и привычно грубо бросил: – Приходи завтра к двенадцати на похороны. С ментами я договорился, тело сегодня отдадут…
– Я обязательно приду… Но, может, чем помочь?
– До завтра, – отрезал Эдуард, отворачиваясь к окну.
– До свидания, – прошептала Аня в ответ, но не ушла, а помявшись в нерешительности, привычно робко попросила: – А можно мне взять что-нибудь на память?
Эдуард Петрович резко обернулся, его глаза горели, рот кривился. В этот миг он был страшен, он всегда становился отталкивающе злобным в минуты разочарования. А в данный момент он был жутко разочарован! Как же! Принял обычную попрошайку, аферистку, мародерку за честную девушку. Посчитал ее невинной, искренней, даже пальто ей хотел купить, старый дурень, а девка просто-напросто хотела поживиться: заграбастать пару антикварных штучек (Эдик, правда, ни одной пока не видел, но не сомневался, что они есть – мать всю жизнь собирала старинные вещи и не могла без них жить).
– Ну бери! – процедил он сквозь зубы, стараясь до поры сдержать свой гнев: ему было интересно узнать, где его мамаша устроила тайник.
Аня благодарно улыбнулась, быстро подошла к столу, бережно взяла с него толстую книгу в потрепанном перелете и, прижав ее к груди, вышла из квартиры.
Кладбищенские ворота были распахнуты, около них толпилась кучка неопрятных нищих, выклянчивающих подаяние у одиноких посетителей погоста. Это были жуткие люди: грязные, беззубые, пьяные, покалеченные, но не в чеченской войне, в чем они пытались уверить прохожих, а в пьяных драках. Завидев хорошо одетую женщину, они кинулись к ней, протягивая свои черные, в волдырях руки, и заныли на разные голоса. Лена попыталась обойти их, но не тут-то было, попрошайки встали стеной, преграждая дорогу. Мысленно выругавшись, она швырнула в самый центр кучи зловонных тел пачку десяток, после чего беспрепятственно прошла на кладбище.
«Надеюсь, бомжи не смотрят телевизор», – подумала она, торопливо вывернув на одну из основных дорожек. Ей не хотелось, чтобы ее здесь видели, и не только бродяги, но и никто другой, потому что приходить на кладбище ей было ни к чему. Ей и Алекс об этом сказал. Да и она это понимала, но ноги сами принесли ее сюда, так что ничего теперь не поделаешь…
Дорожка тем временем сделала плавный изгиб, и перед Лениным взором предстал ряд свежих могил, значит, ей сюда. Лена надвинула шляпу на глаза, погрузила лицо до самого носа в кольцо кашемирового шарфа, приподняла воротник (ей нужна стопроцентная уверенность в том, что ее не узнает ни одна живая душа) и только потом вышла на открытое пространство.
В нескольких метрах от нее у разрытой могилы стоял гроб. Судя по всему, панихида уже закончилась, и с минуты на минуту должно было состояться погребение – Лена поняла это, увидев, с каким нетерпением могильщики постукивают лопатами по мерзлой земле. Рядом с гробом стояли всего четыре человека, и двоих из них она узнала: старуху Голицыну и Эдика, двое других: молодая бедно одетая женщина и элегантный мужчина были ей не знакомы…
Но того, кого она мечтала увидеть, среди них не оказалось…
Господи, какая она дура! Почему ей пришло в голову, что именно сегодня она его встретит! Почему дала глупым мечтам заманить себя сюда… Почему позволила себе такую роскошь, как надежда… Дура, набитая дура, даром что депутат!
Лена устало опустилась на заснеженную лавочку. Волнение, охватившее ее, мешало немедленно уйти.
Сережа! Именно так звали того, ради кого она рискнула здесь появиться. Сергей Отрадов – любовь всей ее жизни. Боже, как она его обожала! Как мучилась, когда он ее бросил. Так мучилась, что выскочила замуж за первого встречного, и еще хорошо, что этот встречный оказался прекрасным человеком, а будь на месте Алекса кто-то другой, тогда бы ей не осталось ничего иного, как наложить на себя руки…