– А ты не сомневайся, – отбрил адвоката Эдуард. – Моя матушка любила пыль в глаза пустить. В последние несколько лет она искусно косила под старушку – божьего одуванчика, бедную, но гордую… На самом деле я уверен, что у нее где-то заначена пара-тройка антикварных безделушек… Не коллекция, конечно, но что-то есть…
– Но откуда у бедной пенсионерки, которую к тому же, как я понял, обобрала собственная внучка, антиквариат?
– Вот вы, Петр Алексеевич, сколько раз с моей матушкой виделись?
– Три раза.
– И какое мнение у вас о ней сложилось?
– Милая старушка. Простая, бесхитростная, немного вредная, но это возрастное…
– Простая! – Эдуард Петрович поднял вверх указательный палец. – Ключевое слово – простая! На самом деле Элеонора Георгиевна была далеко не простой женщиной. От рождения она имела титул княжны и носила фамилию Шаховская. Если бы не революция, мать была бы одной из самых титулованных и богатых невест России. И она никогда не забывала о своих корнях, никогда… Например, свою подружку Лизу Голицыну она всегда называла голозадой выскочкой, потому что никакой аристократкой та не была, в Голицыну превратилась после замужества, а в девичестве носила фамилию Поварешкина…
– Но при чем тут антиквариат?
– А при том, что мать Элеоноры Георгиевны, княжна Шаховская, в девичестве Анненкова, сумела припрятать огромную коллекцию серебра, драгоценных камней и фамильных украшений. Мне мать об этом самолично рассказывала. И, самое главное, все это добро не сгинуло бесследно, а попало в руки наследницы, то есть Элеоноры Георгиевны Новицкой, тогда, правда, она носила другую фамилию… – Он выставил вперед безымянный палец с красивейшим, увенчанным огромным камнем, кольцом. – Видите этот перстень? Ему триста лет. Сначала он принадлежал владыке Османской империи, потом главе семьи Шаховских. Рыночная стоимость этого кольца на сегодняшний день сто двадцать тысяч долларов. И таких колец в бабкином тайнике было штук десять, не говоря уже о диадемах, колье, камеях и так далее…
– Вам этот перстень достался в наследство? – восхищенно глядя на камень, спросила Аня.
– Как бы не так! Я выкупил его у одного жуликоватого ювелира. Оказывается, он периодически скупал у моей матери драгоценности, причем нещадно ее обдуривал. Элеоноре на старости лет пришлось распродать фамильные украшения, чтобы прокормить себя и внучку, ту самую, что потом выгнала ее из дома… Вот поэтому я сомневаюсь, что от княжеского наследства что-то осталось, кроме пары паршивых колье…
– Но на этой паре вы все-таки настаиваете? – улыбнулся Петр.
– Настаиваю. А знаете почему? Потому что был в коллекции бабкиных цацок один комплект – колье, серьги, перстень, – который передавался из поколения в поколение всем старшим дочерям клана Шаховских… Это был символ, талисман, если хотите, – по семейному преданию, этот комплект приносил счастье всем его обладательницам. Шаховские считали, что именно благодаря комплекту самыми талантливыми, удачливыми в браке, плодовитыми и здоровыми были старшие дочери… Но в семье моего прадеда девочек не было вообще, поэтому гарнитур унаследовал материн отец Григорий Шаховской, а он, в свою очередь, подарил его своей юной супруге на свадьбу… Ей он, правда, удачи не принес, она умерла молодой… – Эдуард сделал паузу, потом добавил: – Но гарнитур сохранился до наших дней. Я его видел. Он безумно красив, особенно колье: три чистейших бриллианта на витой золотой цепочке… Изысканная простота… Элегантная роскошь… Браслет и кольцо в том же стиле: крупные камни в скромной оправе. Именно об этом гарнитуре вспоминала недавно Фроська – Элеонора любила обвешивать внучку этими побрякушками, приговаривая: «Когда я умру, они станут твоими!» Она обожала Фроську, потому что девчонка на нее жутко похожа, просто одно лицо, мать еще говорила, что именно в ней сосредоточились все фамильные черты Шаховских-Анненковых…
Он замолчал и, грустно улыбнувшись, опустился на диван. Петр тоже безмолвствовал, видно, обдумывал рассказ Эдуарда Петровича, зато Аня все уже решила и заявила:
– Если я найду этот комплект, то передам его дочери Элеоноры Георгиевны… Раз драгоценности фамильные, ими должна владеть настоящая Шаховская… Только не эта ваша Фрося, ей я их ни за что не дам…
– Елена – приемная дочь Элеоноры Георгиевны, именно поэтому мать ей драгоценности и не даровала…
– И что же делать?
– Не делить шкуру неубитого медведя, – строго сказал адвокат. – Пока вы унаследовали лишь квартиру, ни о каких фамильных драгоценностях речи не идет, и мой вам совет, забудьте эти глупости… – Он ободряюще ей улыбнулся и добавил: – В права наследования вы вступите только через полгода, но переезжать можете уже недели через две. На этом Элеонора Георгиевна настаивала. Почему-то ей хотелось, чтобы вы въехали в квартиру сразу после ее смерти… Сразу, конечно, не получится, но пару недель спустя, когда страсти поутихнут, пожалуйста. Ключи я вам дам.
– Но как же? – Аня по-коровьи захлопала глазами. – Сами же говорите, что в права я вступлю только через полгода… А вдруг…
– Никаких вдруг! – отрезал Петр. – Если пристанет участковый, посылайте его ко мне! Всех остальных, типа управдома, к черту.
– Может, все же подождать…
– Въезжайте, устраивайтесь, обживайтесь и ни о чем не думайте!
Аня переехала в квартиру Элеоноры Георгиевны спустя две недели. Она хотела выждать положенные полгода, но адвокат Моисеев, он же Давид, он же Адонис, он же Аполлон Бельведерский, заверил ее, что ждать совсем не обязательно и она смело может вселяться – проблем не будет. Анна послушалась и, собрав свои немногочисленные пожитки, съехала со старой квартиры.
И вот теперь она стояла посреди бабулиной комнаты, сжимая в одной руке чемодан с вещами, а другой поддерживая чахлый фикус, единственное растение, выжившее в ее коммуналке. Стояла и не знала, с чего начать обустройство. Вот вроде бы и пришел ее звездный час, но радости почему-то не было…
«Для начала надо разложить вещи, – решила Аня. – Или сперва надо убраться? А может, перво-наперво помыть окна… Нет, окна мыть рано – еще только начало марта»… От растерянности Аня чуть не заплакала, но вовремя взяла себя в руки и, поставив фикус на широкий подоконник, пошла в ванную за половой тряпкой. Первое, что надо сделать, – это вымыть пол, хотя бы для того, чтобы меловой трафарет в прихожей больше не напоминал о трагедии, второе – вытряхнуть дорожки и покрывала, третье – начистить унитаз с раковинами, а уж потом разбирать вещи.
Когда полы были вымыты, дорожки пахли талым снегом (Аня выбивала их на снегу), а унитаз сверкал, Анюта взялась за свой чемодан.
Из старой квартиры она забрала только свою одежду, постельное белье, фотографии, цветок и скатерть, все остальное выкинула на помойку (кроме шкафа, его она просто задвинула в угол комнаты), так как тот хлам, что ей достался в наследство от матери, годился только для растопки печи. Конечно, в бабулиной квартире мебель тоже ветхая, но хотя бы чистая и без плесени. В недалеком же будущем Аня планировала приобрести кухонный гарнитур и телевизор, тех денег, которые она выручила за сдачу своей комнатенки в наем, должно хватить на первый взнос. Да, на ее хибару еще кто-то позарился! С ума сойти! Какое счастье, что есть люди из кавказских республик, которые готовы платить за аренду даже таких убогих жилищ, как Анина комнатушка.