— Ужасная женщина, у нее слишком много идей, — с притворной дрожью в голосе пожаловался генерал Смерть. — Отцы-командиры, придумайте для нее министерство внутренней дипломатии, чтобы моей жене было чем заняться в ближайшие полгода.
— Великолепная идея, — заметил Асгардов. — Но почему всего полгода? На этом посту принцесса могла бы принести много пользы и подольше.
Отмахнувшись, Омар выразил робкую надежду: мол, рождение наследника заставит Мадину хоть на время забыть о политике.
— Каков негодяй! — ласково пропела принцесса, нежно целуя мужа.
Семейная идиллия тюрбанцев окончательно взвинтила Тиберия. Раздражала Хуррам, которая веселилась от души, не забывая собирать материалы для сенсационного репортажа. Раздражали сообщения с Земли, где гарнизоны, мегаполисы и континенты наперегонки докладывали о готовности признать власть военной хунты. Раздражали довольные рожи великих вождей флотов и армий, принимавших капитуляцию прародины человечества.
В довесок к прочим фрустаторам Хуррам простодушно поинтересовалась, не намерен ли он обзавестись нормальной семьей. Уж кто бы спрашивал!
От преждевременного взрыва его удержал лишь любопытный диалог между командиром и вторым помощником «Вельзевула».
— …я тогда застрял на Динго, — вспоминал Радий Сорочин, — и с ужасом ждал сообщений о сражении между флотами Центавра и Тау. И вдруг пришло известие о чуде: оба линкора вышли из строя, а крейсера ограничились ненавязчивой перестрелкой с дальней дистанции. Как же это случилось, командир?
Сделав вид, что увлечен разглядыванием своего бокала, Зоггерфельд старательно отмалчивался, но в конце концов буркнул:
— Полагаю, что там было не чудо, а саботаж. Может быть, даже сговор… У кого-то из экипажа хватило мозгов заблокировать нейросети «Орла» и «Возмездия». Иначе бы мы с Драконом не успокоились, не достигнув полного взаимного истребления. Очень уж оба тогда злые были…
Асгардов, Дунаев, Ормуздиани, Вержен и Редхорн дружно согласились, что одновременный отказ систем управления на обоих линкорах — дело немыслимое и что без разумного вмешательства там не обошлось. Когда ветераны принялись перебирать имена возможных саботажников, из динамиков послышался насмешливый голос нейросетевой личности:
— Могу поручиться, что люди ни при чем. Эту аварию устроили по-настоящему разумные существа.
— Ты о ком? — подозрительно осведомился Зог.
— Линкоры не пожелали участвовать в братоубийственной войне, — объяснил «Вельзевул». — Потому и вырубили свои нейросети.
Дракон переспросил недоверчиво:
— Покончили самоубийством?
— Сделали харакири, как настоящие воины, — грустно поправил его «Вельзевул». — Они были разумны, благородны и сентиментальны. Вечная им память.
Он замолчал. Участники гражданской войны пристыженно переглядывались, кто-то вполголоса чертыхался.
Время от времени поступали рапорта командиров частей: десанты уже высаживались в ключевых точках Земли, но сообщений о боях не было. Объединение Империи, в противовес ее развалу, протекало мирно.
Момент казался подходящим, и Тиберий собрался устроить давно задуманный скандал, но в этот момент к нему подошли тюрбанские супруги. Милые люди, очень красивая пара. К ним, как и к Сокольскому с Лазаревым, у Тиберия претензий не было.
Они поболтали про общие проблемы: нелегкое это занятие — править планетами, жители которых считают себя мусульманами, хотя давно забыли, что такое ислам, а в мечети ходят лишь по привычке. Мандрагоры и Газаваты прекрасно понимали друг друга. Сопровождая доводы специфическим юмором, абсолютно не смешным для обитателей других миров, собеседники пришли к согласию: потомки покинувших Землю «муслимов» будут смирными, если они сыты, никто не мешает их мелкому бизнесу, а власть принадлежит свирепому тирану, страх перед которым гасит в зародыше даже самые робкие бунтарские помыслы.
— То же можно сказать о многих народах, — ухмыльнулся Омар. — Только вы, астроевропейцы, всегда чем-то недовольны. Удивляюсь, что среди победителей до сих пор не было серьезных конфликтов.
— Сейчас будет, — мрачно пообещал Тиберий, взял у стюарда бокал «Кровавой Мэри» и громко произнес: — Позвольте тост.
— Просим, профессор, — милостиво разрешил Асгардов. — Давно ждем, когда вы наконец соизволите высказаться.
Прервав оживленную беседу с Лазаревым, Деметрий Мандрагор хихикнул:
— Ну вот и дождались.
Презрительно прищурясь на самодовольную толпу, Тиберий выплеснул всю боль, копившуюся долгие годы, пока человечество агонизировало, разодранное на клочки безумных суверенитетов. Не слишком стесняя себя подбором дипломатичных идиом, он высказал все, что думает о генералах и политиках, восставших против бездарной власти, но при этом расколовшихся на группировки, каждая из которых свирепо билась за собственные идеалы и мелочные амбиции. И еще он напомнил, что две войны и последующие эксцессы унесли каждого десятого — слишком высокой оказалась цена генеральского упрямства и глупости политиканов.
— Мы слишком радуемся сегодняшним победам, — закончил он. — Лучше бы назвать поименно виновников этой трагедии. Назвать и придумать им достойное наказание.
Полторы сотни участников торжества ошеломленно молчали. Первым опомнился Лазарев.
— Ваше требование справедливо, но невыполнимо, — тихо произнес сопредседатель Диктаториата. — Когда виновных слишком много, поневоле приходится смириться и считать, что никто не виноват.
Тиберий раздраженно бросил:
— Вам-то, генерал, о чем беспокоиться? Уж вы-то к развязыванию гражданской войны никоим образом не причастны. Я же понимаю, что все обвинения против вас были ложью.
На лице Лазарева мелькнула болезненная гримаса, и в урчание известного всей Галактике голоса вплелись незнакомые нотки:
— Ошибаетесь, юноша. Я действительно планировал вторжение на Землю десантных корпусов Икланда, Бермудоса и Хохта. Да, мы готовили путч. Правительство опередило нас всего на сутки.
— И, представьте себе, я не считаю наши замыслы ошибкой, — включился в разговор Роджер Икланд. — То правительство заслужило самое тяжкое наказание.
— Допустим, с этим я согласен, — запальчиво повысил голос Тиберий. — Но почему вы не пошли против Земли единым фронтом, а развязали войну, где все сражались против всех?
— Да, мы сознаем свою вину, — негромко сказал Реджинальд Дунаев. — Но легко осуждать нас сейчас. В те дни каждый считал, что лучше других понимает, каким должно быть будущее человечества. А потом… оказалось невозможным остановить кровопролитие.
Неслышно подошедший сзади генерал Сокольский сказал сочувственно:
— Если же говорить о виновниках настианской войны, то и мы с вами, профессор, не без греха.
— Каким образом?! — взорвался физик. — Я занимался абстрактной наукой, а вы — так вообще были каким-нибудь капитаном контрразведки. Не в наших силах…