Дядя Фима усмехнулся и крепче сжал плечо Бой-Бабы.
— Заметил. Действительно, это очень интересное совпадение. Как будто кто-то нарочно хочет ее подставить.
Йос не ответил. Он смотрел на экран — на звезды. Рука его размеренно гладила приборную панель. Наконец он развернул кресло и встал.
— Как исполняющий обязанности капитана я должен заключить вас под арест, — глядя в сторону, сказал он Бой-Бабе.
Охранник сделал шаг вперед, загораживая ее собой.
— Йос, что ты! Опомнись! Под какой арест? Ей надо выходить чинить отражатель!
Штурман жестом остановил его. Покачал головой:
— Я не могу больше рисковать. — Он протянул длинную руку и оттолкнул охранника от Бой-Бабы. — Ты думаешь, что я могу выпустить ее с остальными? В открытый космос? Чтоб она могла порешить нас всех оптом? — Штурман тихо рассмеялся. — Нет уж. Пусть посидит спокойно. Там решим, что с ней делать.
Он открыл шкаф с оборудованием, достал машинку для считывания чипа и застучал кнопками, вводя в нее новые данные. Дядя Фима беспокойно зашевелился.
— Йос, что ты там делаешь? Ты же не собираешься заносить непроверенные обвинения в ее личное дело? Ее же с такой записью даже улицы мести не возьмут!
Йос не ответил, занятый вводом данных. Опустил машинку, подошел с ней к Бой-Бабе. Поднял на нее измученные глаза.
— Я думаю, она понимает, о чем идет речь, — устало ответил он. — Гораздо лучше всех вас понимает.
Он рывком задрал рукав ее формы и провел машинкой вдоль предплечья. Аппарат застрекотал, удаляя старые данные с чипа и вводя новые.
Бой-Баба не двигалась. Не в первый раз ей рукав задирали. А Йос совсем с горя рехнулся, подумала она. Вот вам и железный штурман: на словах готов сотни невинных поселенцев выгнать из их же Троянца, а на деле смерть даже одного человека — пусть даже и старого друга — ему перенести не под силу.
— Я вас тоже понимаю, Йос, — тихо сказала она.
Он остановился и ждал, что еще она скажет. Но Бой-Баба замолчала. Штурман усмехнулся. Бросил машинку на кресло. Посмотрел на охранника.
— Ну, ты идеалист! — протянул он. — Тебе кто угодно может глаза отвести. Как только Майер ее взял, я понял, что добром это не кончится. И вот… — Он отвернулся от них и оперся широкими ладонями о пульт, опустив голову. — Жаль, что мы не поняли этого раньше.
Тадефи сжалась в углу и переводила взгляд со штурмана на Бой-Бабу. Ведь я его нашла только потому, что она опоздала, подумала Бой-Баба. И Тадефи проверяла показания приборов три раза в день. Если у кого и была возможность отключить Питера, так это у нее.
Но думать не было сил. Ей хотелось закрыть голову руками и вырубиться. Вот подлость, в ней человеческого-то осталось всего ничего, одни железяки, а вот кнопки «выкл.» нету. Даже когда она нужна позарез.
Так что Бой-Баба оставалась в сознании, когда Йос под внимательным взглядом дяди Фимы протянул ей стилус — подписать решение о своем аресте. Когда она шла вниз по трапу и дядя Фима крепко держал ее за локоть, отгораживая собой от штурмана. Когда они прошли жилые коридоры, добрались до грузового блока и Йос рывком отодвинул дверь подсобки.
Дядя Фима втолкнул ее внутрь. Просунул седую голову внутрь, оглядел подсобку и успел шепнуть:
— Посиди пока.
Он отступил в коридор, и Йос с силой задвинул дверь. Щелкнул магнитный замок. Бой-Баба осталась одна в темноте.
Прижавшись спиной к тяжелой двери, она слышала звук удаляющихся шагов, ворчание Йоса и холодный, равнодушный смешок охранника.
Бой-Баба настроила глаз в инфракрасный режим. Вырисовались очертания широких полок вдоль стен, снятые с пола и прислоненные к стене старые решетки, картонный ящик с разодранными на тряпки старыми футболками, какой-то горбатый зверь в углу. Она вгляделась — зверь оказался старым разлохмаченным шлангом от системы уборки.
Сесть было не на что. Бой-Баба стащила с верхней полки запасные одеяла, сложила стопкой и плюхнулась сверху. Получилось низко, но мягко. Она подперла голову руками и закрыла глаз. Внутри у нее было пусто. В ушах стоял расчетливый смешок охранника.
Вот вам и дядя Фима… а с какого перепугу она вообразила, что он свой?
Бой-Баба подтянула колени к груди. В подсобке было прохладно — режим экономии. Он сказал «посиди пока». А сам пошел с Йосом разбираться, как с ней лучше расправиться?
Она напрягла память, вспоминая недавние события. Йос хотел вернуться на планету, чтобы забрать Троянца. Тогда бунт не состоялся — остальные члены экипажа отказались идти против Майера. И штурман после этого вполне мог объединить силы с дядей Фимой — единственным на борту профессиональным военным. Логично. А она повелась, как дурочка…
Сердце забилось. Она вспомнила, как чуть не задохнулась в камере очистки. Дядя Фима сказал, что связи не было. А может, он сам тогда и пустил тот газ?
Что она вообще о нем знает? Ничего. Может, он вообще из ЦРУ какого-нибудь. Значит, он и Йос — заодно? Против них?
Бой-Баба поежилась и вытянула уже начавшие затекать ноги. Против кого — них? Ее с Живых? А Тадефи? Бой-Баба засмеялась, и ее смех отдался эхом, отраженный стальными переборками отсека. Вот вам и Тадефи! Отреклась, засомневалась…
Она откинулась, прислонилась спиной к стене. Интересно, долго ей так вертеться? Но против Майера они пойти не рискнут. Лишь бы ему хуже не стало.
Она закрыла голову руками. Почему-то при мысли о Майере ей становилось не по себе. А что будет с ней? Бой-Баба тут же отмахнулась от этой мысли. Жива будет, не помрет, а помрет, так меньше врет.
Она обшарила взглядом полки. Взгромоздилась на ноги, подошла поближе. На полках выстроились — сама же и складывала перед отлетом — канистры с бытовой химией, коробки с жидким мылом, стопки чистого белья, пачки туалетной бумаги. Она отпихнула несколько коробок и обнаружила за ними жестяную банку со всякой мелочовкой — погнутые магнитные ключи, пара скрепок, несколько позеленевших монет неизвестного номинала. Ага, вот — фонарик. Хотя зачем ей фонарик? Ей бы чем открыть дверь…
Что-то на периферии сознания отвлекало, не давало сосредоточиться. Она остановилась. За дверью скреблись. Будто кошка полувыпущенным когтем по металлу…
Бой-Баба затаила дыхание.
— Тут есть кто?
Спросила тихо на всякий случай — мало ли кто это и мало ли зачем он ошивается поблизости? Звуки прекратились. Она подождала еще. Тишина.
Ну и долго ей тут сидеть?
Бой-Баба вздохнула, прошлась взад-вперед по отсеку. Должен быть какой-то выход. Потому она столько и прожила, что всегда верила в возможность выхода. Другие в минуту безвыходной опасности складывали лапки и смирно подыхали. Бой-Баба же продолжала трепыхаться, даже когда надежды на выживание не было. И смотри-ка — жива до сих пор. Значит, что-то в этом есть.