— Давай, дядь Фим! — радостный голос Живых. И звенящий голосок Тадефи:
— Спасибо, дядя Фима! Мы здесь!
— Руку, руку давайте! — хрипел охранник. — Закрепляйтесь! Держитесь все за меня!
Они весело кричали что-то, так, что заложило микрофоны. Бой-Баба поняла, что стоит и дрожит, обливаясь потом. Дядя Фима их спас. Пронесло.
Кошмар каждого астронавта, смерть в вечном дрейфе посреди пустоты.
Десять секунд.
— Готово, дядь Фим! Идем обратно! Отцепля… дядь Фим?
Удивленный, недоумевающий возглас охранника. И хриплый рык Живых:
— Дядь Фим, держи руку! Руку держи, мать твою!
Пронзительный крик Тадефи:
— Держитесь!
Бой-Баба стиснула фал мертвой хваткой. Сейчас она вылетит им на помощь.
Два.
Один.
Ноль.
Лепестки шлюзовой камеры распахнулись. Бой-Баба выплыла наружу, щурясь от сияющего солнца Сумитры. Твердой рукой привязала к поручню фал. Осмотрелась.
Две фигуры в скафандрах, крепко держась друг за друга, дрейфовали к кораблю на конце длинного, завивающегося петлями фала. Неподалеку, раскинув руки и ноги в стороны, так же медленно уплывала от корабля третья фигура. Переставляя руки по поручню, Бой-Баба приблизилась к закрепленному узлом фалу, притянула Тадефи и Живых.
— Держитесь крепче, — бросила им, забыв, что они ее не слышат. Забрала у них конец фала, привязала к нему свой и, оттолкнувшись, поплыла к третьей фигуре. Протянула руку.
— Дядь Фим, держись!
Он шевельнулся, перевернулся, как мог поджав ноги к животу, и, все еще уплывая прочь, потянулся к ней толстой перчаткой. Их пальцы почти касались друг друга. Бой-Баба сделала усилие, потянулась всем телом внутри скафандра. Еще чуть-чуть, уже почти достала…
Ее перчатка коснулась перчатки охранника и слегка толкнула ее, ускоряя его движение прочь от корабля. Их пальцы разошлись.
Фал натянулся и дернул ее обратно. Бой-Баба поплыла к кораблю.
Ухватилась за поручень, огляделась дико:
— Дайте еще что-нибудь!
Но ничего больше не было. В наушнике без слез попискивала Тадефи. Живых тяжело дышал.
— Дядь Фим! — хрипло позвал он.
В наушниках кашлянуло, так громко и близко, будто он стоял рядом с ними.
— Дядя Фима, — закричала Тадефи. — Вернитесь! Пожалуйста! — она заплакала.
В наушниках затрещало. Охранник смеялся, тихо и радостно.
— Братцы, — наконец сказал он. — Братцы, вы и не поверите. Красота-то тут какая, братцы…
Трое астронавтов поспешно вернулись на борт; кое-как выпутавшись из неподъемных скафандров, искали уцелевшую реактивную установку — но все они были повреждены, как и остальные; пытались вывести из грузового дока шлюп, но он заглох и не заводился. Они кричали друг на друга, кричали в микрофоны охраннику, чтоб держался, орали на мертвый мотор шлюпа. Бесполезно.
Спустя час Бой-Баба, Живых и Тадефи посмотрели друг на друга — и остановились. Тадефи ткнулась Живых в железную грудь. Тот смотрел перед собой сухими глазами.
Бой-Баба подошла к Тадефи, сняла у нее с головы шапочку с радиопередатчиком. Надела.
— Дядь Фим, — просипела она. — Ты нас слышишь?
Голос отозвался громко и ясно, как будто он стоял рядом с ними:
— Слышу, золотая.
Глотая слезы, чтобы он не услышал, она выжала из себя:
— Дядь Фим, у нас ничего не получается… — она вцепилась зубами в кулак. — Мы не можем вас спасти, дядь Фим. Простите. Простите нас, пожалуйста…
Она сказала это, и как будто лампы потемнели в грузовом доке. Все стихло.
— Я понял, золотая. Но все равно спасибо.
Голос в наушнике улыбался.
— Дядя Фима, я… — заговорила, глотая слезы, Тадефи, поднеся лицо к наушнику Живых. — Это я виновата… это из-за меня… — она зажала рот ладонью и стояла, не двигаясь. Плечи ее тряслись.
— Ничего, братцы, — голос в наушнике окреп. — Когда-то надо и честь знать. Если б меня заранее спросили, я б, наверное, именно такую смерть бы и попросил. И потом…
— Что «потом», дядь Фим? — глухо спросила Бой-Баба.
Голос вздохнул:
— Как хорошо, что вас слышно.
Они оставались на связи еще сорок минут. Говорили ни о чем — просто слушали голоса друг друга. Охранник отвечал твердо и мужественно. Потом начались помехи.
Связь пропала.
Кислорода в скафандре дяди Фимы оставалось еще на два часа тридцать минут.
В грузовом доке стояла тишина.
— Я его никогда не забуду, — глухо сказал Живых.
Тадефи всхлипнула и отвернулась.
— А где Йос? — невпопад спросила Бой-Баба.
Повернула голову и вздрогнула. Скрестив руки на груди, штурман Йос стоял в воротах грузового дока.
Лицо его было бледно. Он медленно прошел в док. Посмотрел на наваленные возле стыковочного шлюза скафандры. Нагнулся, поднял конец фала. Вгляделся. Поскреб карабин плоским желтым ногтем. Выпрямился и бросил фал поверх скафандра.
Последний разговор Йоса с дядей Фимой, вспомнила Бой-Баба. На корабле. Что там говорил ему охранник? А ничего, дошло до нее. Говорил-то Йос, а он только поддакивал. Пытался прощупать штурмана. А она вообразила, что он был с Йосом заодно…
— Мы не смогли его спасти, Йос, — тихо сказал Живых.
Йос кивнул.
— Я все слышал.
Конечно, он все слышал — он же следил за ними с мостика. Все они в тот день были заняты своим делом. Только капитан лежал у себя в отсеке. Кстати, как он там, подумала Бой-Баба. Надо сходить проверить.
Она подняла голову — и попятилась. Штурман стоял перед ней и смотрел на нее в упор. Глубоко посаженные глаза покраснели от усталости. Небритый подбородок подрагивал.
— Я снова ошибался в вас, астронавт, — Йос церемонно наклонил голову. — Теперь я это вижу. — Помедлил. Кадык на заросшей шее дернулся. — И снова прошу вас меня извинить.
Бой-Баба смущенно помотала головой.
— Не за что мне вас извинять, — потерянно сказала она. — Мы все на нервах. Это так понятно.
Йос внимательно смотрел на нее. У него какой-то странный взгляд, подумала Бой-Баба.
И все вспомнила, и ей стало горько и страшно. Йос хочет возвращаться на планету. Он мечтает забрать Троянца. А что будет с поселенцами?
И что будет — с ними? С Майером? Что замышляет штурман? Нутром чуяла, что ничего хорошего из этой посадки не получится.