– А что? Это было бы здорово, – Ник обнял ее и пошевелился, вытягивая ноги ближе к каминной решетке. – Сам я тебе колыбельную спеть не смогу, увы.
– И не надо. Только не уходи, – сонно пробормотала Кристина.
– А что это за музыка? Никак не могу вспомнить.
– «Утро» Грига.
– А, «Пер Гюнт»! Так красиво…
– Красиво. Ты поспи, Кристи. Я никуда не денусь. А как проснешься, позвоним Миранде, – он помолчал, что-то обдумывая. – Или нет, лучше завтра. Сегодня пусть день будет только нашим… И мы не позвоним, а поедем. Вместе. А то она, пожалуй, с ума сойдет от неведения.
Ник усмехнулся и затих, обнимая Кристину за плечи.
Вместе… Теперь навсегда вместе.
Кристина улыбнулась, слушая ровное дыхание Ника. Сквозь прикрытые ресницы она смотрела на размытые огоньки елочной гирлянды и, уже засыпая, представляла себе перевернутую чашу ночного майского неба, усыпанную звездами. Они мерцали высоко-высоко над ней и падали в ее раскрытые ладони нескончаемым дождем желаний. А она, смеясь, повторяла про себя одно-единственное желание, и знала, что оно уже сбылось.
– Миранда, я забираю ее.
– Кого?
– Кристину.
– Куда забираешь? Ник, ты что, с ума сошел? Что ты собираешься делать? Отвезти ее домой? Ее родители в Вене, а ей сейчас нельзя оставаться одной, ей необходим покой и уход. В Чикаго у нее нет никого, кто мог бы о ней позаботиться, насколько мне известно. И длительный переезд сейчас ей абсолютно противопоказан.
– Я забираю ее к себе.
Миранда недоуменно взглянула на Вуда поверх очков. Но, судя по выражению лица, он и не думал шутить. Однако она все-таки переспросила:
– Как это к себе? К себе домой?
– Да.
– Куда, в Мэдисон?
– Нет. В свой дом здесь, в Хиллвуде.
– Нет, ты точно сошел с ума. Как только освободится соседняя койка, я уложу тебя рядом с Кристиной. Думаю, стоит сделать кое-какие исследования.
Шутка не сработала.
Молодой мужчина, сидящий на белом больничном стуле, оставался совершенно серьезным. Холодная решимость на его лице поколебала все ее доводы, которые она собиралась привести, чтобы не допустить того, чего не следовало допускать с точки зрения профессионализма и разума.
Но кто сказал, что в нем сейчас говорит разум?
Ей слишком хорошо было известно отношение Ника к Кристине, и она прекрасно помнила его состояние, близкое к помешательству, когда Кристина без каких-либо объяснений разорвала их отношения, затем устроила непонятно что на выпускном и исчезла из его жизни на следующий же день.
Миранда не одобряла ее поведения и до сих пор не могла понять. Но в душу к подруге не лезла никогда. А сейчас ей не требовалось заглядывать в душу к Нику, она и без того прекрасно видела, и как врач, и как человек, что никакие доводы не изменят его решения вернуть Кристину любой ценой.
– О ней буду заботиться я, – твердо произнес он. – Ты же сама сказала, что она вне опасности и домашнего ухода ей вполне хватит. Значит, я справлюсь.
– Да, возможно. Но ведь у Кристины амнезия, не забывай, – Ник пропустил этот случайный каламбур Миранды мимо ушей. – Скажи-ка мне, под каким предлогом ты заберешь ее к себе? Кем представишься? Да ты вообще представляешь, что может случиться, когда она тебя вспомнит?
– Еще нет, но кое-какие мысли на этот счет у меня есть.
В глазах Ника промелькнуло странное выражение, и Миранда насторожилась:
– Не поделишься, что ты собираешься делать с девушкой, попавшей в аварию, у которой потеря памяти, многочисленные ушибы и чудовищный стресс, а? Да она даже меня не смогла вспомнить, хотя я не отходила от нее ни на шаг!
Она посмотрела на Ника и тут же отвела взгляд в сторону: выражение его глаз было непонятно ей, а может быть, она не готова была его понять или подсознательно отказывалась понимать.
Миранда встала из-за стола, заваленного бумагами и медицинскими инструментами, и, засунув руки в карманы белого халата, подошла к окну.
– Миранда, я справлюсь. Все будет в порядке. Доверься мне.
Она задумчиво смотрела за стекло. На улице стемнело. Неужели уже вечер близится? Сколько же они с Ником спорят?
Сначала она долго и безуспешно пыталась выпроводить Вуда из палаты, куда поместили ее подругу. Она вспомнила его руки с побелевшими костяшками пальцев, вцепившихся в металлическую спинку больничной койки. Внешне он казался совершенно спокойным, сосредоточенным на том, что она, Миранда, разъясняла ему о состоянии Кристины, но руки выдавали его. Казалось, никакая сила на свете не заставит его оторваться от кровати и выйти отсюда.
Затем, когда ей это, наконец, удалось, он не желал покидать уже ее, Миранды, кабинет и задавал бесконечное множество вопросов, выспрашивал о каждой мелочи, касающейся состояния Кристины. А теперь, в довершение всего, вот это заявление. К тому же, ее почему-то не покидало ощущение, что Ник вовсе не просит разрешения забрать пациентку клиники к себе домой, а просто ставит ее, лечащего врача, перед фактом.
Ник тихо и твердо сказал, слово она думала вслух:
– Миранда, я все равно заберу ее.
Миранда устало потерла лоб. В том, как Ник произнес последнюю фразу, ей послышалась угроза. Еще чего не хватало! Но она чувствовала, знала, что он поступит по-своему, и ему лучше сразу уступить, чтобы не тратить зря ни его, ни свое время.
Она в нерешительности оглянулась на неподвижную фигуру в черном, резко выделяющуюся на фоне белого интерьера ее маленького кабинета.
Ник Вуд.
Он совершенно не изменился и сделает так, как решил, рано или поздно. Их разговор продолжается уже больше часа, и, похоже, ей пора сдаваться.
Только что из этого получится?
Миранду одолевали сомнения. С одной стороны, это неправильно, недопустимо – передавать пациента чужому человеку, даже не родственнику, под домашний присмотр и лечение. Это серьезное нарушение правил клиники и врачебной этики. Но с другой стороны, Ник ведь не совсем чужой человек, когда-то они все вместе учились. И если принять во внимание его прошлые отношения с Кристиной, то чужим назвать его нельзя. Тем более что состояние у нее стабильное, серьезных травм нет, а амнезия – это, Миранда была уверена, временное явление, и Кристина вполне может восстановиться в домашних условиях.
Если бы они еще были, эти домашние условия, настоящие, а не то, что предлагает Ник…
Ведь что будет, когда память к ней вернется? Этого Миранда даже не могла представить.
Она вынула руку из кармана халата, побарабанила пальцами по подоконнику и, прислонившись лбом к холодному стеклу, закусила кончик указательного пальца. Эта привычка осталась у нее еще со школы, она до сих пор покусывала пальцы, если никак не могла принять решение. Вот и сейчас после указательного следующей жертвой стал средний палец, безымянный и, наконец, мизинец.