Обдумав все это, Гуляев решил, что ни Пичугин, ни Богомолов ему не подходят. Просто невозможно поверить, будто кто-то из них, поддавшись внезапному порыву, встал с больничной койки, поднялся по лестнице, прошмыгнул мимо зазевавшегося вахтера, никем не замеченный дошел до VIP-бокса, обнаружил, к своей радости, что охранник лежит без сознания, прокрался в палату, которую по счастливому стечению обстоятельств именно в эту минуту покинула сиделка, и расправился с обидчицей, по столь же счастливому стечению обстоятельств мирно уснувшей за несколько минут до его появления. Такого нагромождения "счастливых" случайностей не проглотит ни один суд.
Нет, человек, которого искал Гуляев, знал все о распорядке дня Турусовой, о системе ее охраны, более или менее разбирался в медицине, был, скорее всего, знаком с охранником Альбины Николаевны и имел право находиться на третьем этаже клиники.
"Что опять приводит нас к персоналу клиники или посетителям Альбины", - вздохнув, подытожил Сергей Владимирович. Вывод его не обрадовал. Из пяти человек, имевших допуск к Турусовой, четверо представили надежное алиби. Если окажется, что оно есть и у пятого, то придется искать убийцу среди работников клиники. И если ни у кого из них не обнаружится мотива, подозрение в организации убийства неизбежно падет на Оксану Вольскую.
* * *
Однако допрос Виталия Желнина развеял мрачные предчувствия следователя и породил надежду на скорое и успешное завершение запутанного дела.
Парень явно нервничал, на вопросы отвечал уклончиво и вообще вел себя подозрительно, хотя по образованию был юристом и не должен был испытывать обывательского страха перед работниками прокуратуры.
- Какие обязанности вы исполняли в качестве личного помощника Турусовой?
- Разные. Все больше по мелочам. С кем-то созванивался, рассылал приглашения, сопровождал на светские рауты...
- И сколько же вам платили за эту необременительную работку? - с усмешкой поинтересовался Гуляев.
- Я бы не сказал, что она была необременительной, - обиделся Виталий. - У меня почти не было свободного времени, постоянно приходилось быть начеку... И вообще, какое отношение к делу имеет моя зарплата?
- Пока не знаю. Спрашиваю, чтобы иметь представление о вашем статусе в доме. Вы были на положении прислуги?
- Ну, в каком-то смысле... Хотя, думаю, мой ранг все-таки был повыше. Во всяком случае, ел я в столовой с членами семьи, а не на кухне.
- Ваши отношения с Альбиной Николаевной были чисто деловыми?
- Ну... трудно сказать. Когда люди проводят много времени вместе, отношения редко остаются чисто деловыми... Грань, так сказать, несколько расплывается... Вы начинаете обсуждать посторонние материи... Спектакль, который недавно видели, поведение известного лица на недавнем приеме... Такие вот э... вещи.
- Вы пытаетесь сказать, что постепенно ваши отношения с Турусовой перешли в фазу приятельских?
- Э... нет. Что вы! Альбина Николаевна не имела обыкновения приятельствовать с теми, кто на нее работал. Она никогда не упускала случая подчеркнуть дистанцию... э... разницу в положении.
- Иными словами, у вас были типичные отношения работника и работодателя?
- Ну... Даже не знаю. Наверное, так.
- По моим сведениям, значительную часть своих рабочих обязанностей вы исполняли в спальне Турусовой.
Желнин покраснел. Даже, скорее, помалиновел. Минуту-другую он сражался со смущением, потом проглотил скрытое оскорбление и сказал не без вызова:
- Это не значит, что я лгу. Многие боссы нанимают секретарш, в обязанности которых входит... словом, вы понимаете. Конечно, мужчин в моем положении принято презирать, но... у меня достаточно развит инстинкт самосохранения, чтобы наплевать на гордость.
- Правильно ли я понял, что Альбина Николаевна угрожала вам, если вы откажетесь исполнить некоторые ее прихоти?
- Ей не было нужды угрожать. Я и сам хорошо понимал, что будет, если я отклоню ее э... притязания.
- Как вы познакомились?
Желнин напрягся.
- Точно не помню. Кажется, на каком-то приеме... По-моему, по случаю победы Турусова на губернаторских выборах. Видите ли, я помогал Виктору Павловичу во время избирательной кампании... Да, там мы впервые и встретились с Альбиной Николаевной.
- И она была настолько сражена вашими достоинствами, что сразу попросила вас стать ее личным помощником?
- Э... почему сразу? Нет. Спустя какое-то время.
- После других встреч?
- Наверное. Не помню. Это было так давно...
- Как давно?
- Даже не соображу... Больше года назад.
- Да-а, год - это, конечно, срок, - насмешливо протянул Гуляев. - За такое время вполне естественно забыть обстоятельства знакомства с первой леди города. Скажите, а как Виктор Палыч относился к вашей э... работе на его супругу?
- Нормально. Он даже обещал, что возьмет меня в юридический отдел своей компании, когда Альбина меня э... отпустит.
Гуляев приподнял бровь.
- Вы хотите сказать, что губернатор потворствовал сомнительным забавам супруги?
- Не так грубо. Губернатор хотел, чтобы она была довольна и не хотел знать, чем она занимается, если это не угрожало его положению и репутации. На мою скромность он мог положиться. А что касается оскорбления супружеских чувств... Мне кажется, их супружество давно стало фикцией.
- В самом деле? А как воспринимала ваши э... обязанности дочь Турусовых?
Желнин побледнел до синевы и облизал пересохшие губы. Руки его тряслись так, что он вынужден был сжать их коленями.
- Я... не знаю...
- Что с вами? Вам нехорошо?
- Да... что-то с сердцем... наверное. Или с давлением.
- Валидолу? Вызвать врача?
- Валидол... если можно... Врача не надо... Сейчас пройдет.
Сергей Владимирович по природе не был садистом, поэтому решил не дожимать парня и отпустил его. Пусть очухается, подумает немного. Рано или поздно сознается, никуда не денется. Чай, не матерый рецидивист, в молчанку играть не станет. Вон как нервишки шалят. Расколется, голубчик, как миленький. Не сегодня, так завтра. Какая разница?
Оксана Яновна вытряхнула пепельницу в ведро, открыла форточку и закружила по кухне, пытаясь настроиться на предстоящие дела, но мысли упрямо возвращались к проблеме, решить которую было не в ее силах. За последние дни тревога изгрызла ее душу, точно жук-древоточец старую дешевую мебель. Оксана осунулась, похудела и подурнела. Знакомые бросали на нее сочувственные взгляды, полагая, что она так тяжело переживает смерть подруги детства. Но друзья, имеющие более-менее верное представление о ее отношениях с Альбиной, поглядывали на Ксану с недоумением и беспокойством. Она боялась, что рано или поздно кто-нибудь не выдержит и спросит напрямик, в чем дело. И этот вопрос ни к чему хорошему не приведет, потому что врать и изворачиваться она до сих пор толком не научилась.