— Не заходил он к ним, — сообщил Леша. — Они сегодня почти целый день просидели в номере, так что вряд ли Генрих мог с ними разминуться. Может, спросить у Белова?
— Нет, это ты неудачно придумал. Белов, не дай бог, решит, что Генрих пустился в бега. Еще сочтет его исчезновение признанием вины. Придется идти дальше. Генрих мог войти в ворота и не заметить ни забора, ни корпусов. А тут сквозной проход.
— Ну и куда же мы пойдем? — уныло спросил Прошка.
— Куда понадобится, — огрызнулась я. — Нечего было его одного отпускать. Заблудиться тут, видите ли, невозможно! Можно подумать, вы первый день с Генрихом знакомы.
Прошка без единого звука проглотил упрек и покорно поплелся за нами с Лешей. Как мы добрались до остановки автобуса, идущего на Алушту, я помню весьма смутно. Зато отчетливо помню бетонную стену, которая преградила нам путь, когда мы попытались пройти по берегу дальше. За стеной, увенчанной колючей проволокой, торчали, подпирая небо, какие-то безобразные металлические конструкции. Шоссе, подходившее у остановки почти к самому морю, огибало забор и круто поворачивало в гору.
— Все! Дальше идти бессмысленно, — объявил Прошка. — Думаю, даже Генрих не способен полезть через колючую проволоку или потопать по такому солнцепеку в горы.
— Но куда же он тогда подевался? — недоуменно спросил Леша. — И что нам теперь делать?
— Возвращаемся в пансионат, — хмуро скомандовала я. — Черт с ним, с Беловым! Пусть подозревает Генриха, пусть хоть всесоюзный розыск объявляет, главное, чтобы Генрих нашелся.
Половину обратного пути до пансионата мы проделали на карачках. Ноги нас не держали, а нужно было не только идти по сравнительно ровному берегу, но и перебираться через завалы и обломки скал. Воздух от духоты так сгустился, что, казалось, его можно резать ножом. Добравшись на полусогнутых до административного корпуса, мы с Прошкой бросились на скамейку, молчаливо свалив миссию переговоров с Беловым на Лешу — он единственный из нас сохранил какое-то подобие человеческого облика.
Леша вернулся скоро, причем в сопровождении Белова. Я дошла до такого состояния, что вид человека, сделавшего из меня всеобщее посмешище, не вызвал во мне никаких эмоций. На его приветствие я, правда, не ответила, но не из желания продемонстрировать неприязнь, а по причине полного бессилия. Белов с первого взгляда оценил наше состояние, предложил Леше подождать его здесь вместе с нами и куда-то скрылся.
Я тупо смотрела на расплывающееся в сумерках серое здание административного корпуса и уныло гадала, где сейчас Генрих и что шпион Белов собирается предпринять. Организовать поисковую экспедицию, что ли? И куда эта экспедиция направится? В горы? Будет носиться взад-вперед по берегу? Обрядится в водолазные костюмы и начнет обшаривать морское дно?
Мне так и не удалось придумать ни одного разумного поискового мероприятия, но у Белова, по всей видимости, голова работала лучше. Когда он вернулся к нашей скамейке, за ним по пятам шел один из двух хмурых бородачей со спасательной станции и вел на поводке здоровенного черного пса — немецкую овчарку. В отличие от Генриха, я люблю далеко не всех представителей животного мира, но от собак просто без ума. От одного взгляда на умную породистую морду черного зверя мне сразу стало легче. Прошка, который собак побаивается, напротив, окончательно пал духом и вжался в скамейку.
— Через пять минут на воду спустят катер, — сообщил Белов. — Поедем к вашей стоянке. Собака должна понюхать что-нибудь из вещей Луца. Да и след нужно оттуда брать. Жаль, темнеет уже, но собаке темнота не помеха. Вы как, до причала дойти сможете?
Я оттолкнулась ладонями от скамейки и с грехом пополам встала. Но с первым же шагом ноги у меня подогнулись, и я непременно упала бы, если бы кто-то не подхватил меня на руки. В следующее мгновение я обнаружила, что этот «кто-то» — Белов. Мне хватило доли секунды, чтобы представить себе новые насмешки, которыми будут осыпать меня по этому поводу Прошка и Кo. Вне себя от ужаса и негодования я сделала отчаянный рывок и высвободилась из шпионских объятий. Правда, свобода досталась мне недешево, поскольку приземлилась я на пятую точку и посадка была отнюдь не мягкой.
Черный пес истолковал происшествие по-своему и решительно встал на мою сторону (моя любовь к собакам, по счастью, взаимна). Когда Белов дернулся вперед, чтобы помочь мне подняться, зверь загородил меня своим мощным телом и показал великолепные клыки.
— Ты что это, Хан?! — воскликнул шокированный бородач. Вышколенный Хан бросил на меня извиняющийся взгляд и неохотно отошел в сторону, но благодаря ему я успела подняться на ноги самостоятельно.
— Благодарю вас, я сама дойду, — холодно сказала Белову и, уловив насмешливый блеск в Прошкиных глазах, добавила:
— Если вас не затруднит, донесите, пожалуйста, моего друга, а то он будет ковылять эти триста метров до рассвета. — Не дожидаясь ответа, я повернулась к ним спиной, повисла у Леши на руке и гордо (но, боюсь, совсем не грациозно) удалилась.
Хотя на катере мы добрались до места за десять минут, к моменту высадки было уже совершенно темно. На берегу нас встретил Марк — мрачный, как распорядитель похорон. Генрих, естественно, не появлялся. Марка как самого свеженького среди нас отправили наверх принести что-нибудь из носильных вещей Генриха, а мы остались ждать на берегу. С наступлением темноты поднялся ветер, и умница Хан занервничал.
— Похоже, будет гроза, — заметил бородатый проводник. — Надо бы поторопиться, а то след весь смоет.
Марк принес не одну и не две, а целый ворох вещей Генриха, включая фонарик, ручку и книжку по топологии. Хан обнюхал все это добро, покружил на месте, бросился в одну сторону, в другую, потом отыскал самый свежий след и уверенно рванул в противоположную от пансионата сторону.
— Ну конечно! Излюбленный трюк Генриха, — простонала я. — Почему же нам сразу не пришло в голову пойти туда?
Между тем собачий проводник, к моему удивлению, не побежал за Ханом. Вместо этого они с Беловым снова погрузились в катер и медленно поплыли вдоль берега.
— Чего это они? — не понял Леша. — А если след повернет или собака не сможет где-нибудь пройти? В такой темноте на берегу ее не разглядишь. Почему никто не пошел с собакой?
— Они торопятся, а собака бегает быстрее человека. Если Хан что-нибудь обнаружит или попадет в затруднительное положение, он подаст голос. Замечательный пес! — Последнюю фразу я произнесла с особой убежденностью.
— Ничего себе пес! — откликнулся Прошка. — Лошадь с тигриными клыками! А как кровожадно посмотрел на Белова, когда он тебя уронил! Я так и обмер.
Марк внезапно вышел из своей мрачной задумчивости:
— Что значит — уронил?
Я зарычала и оскалилась почти как Хан:
— Если кто-нибудь из вас скажет хоть слово по этому поводу, я этому мерзавцу глотку перегрызу!
Видимо, оскал у меня вышел впечатляющий, потому что больше никто не предпринимал попыток вернуться к запретной теме.