— Спасибо, но я очень тороплюсь. — Незнакомка застегнула сумку. — До свидания.
При словах «до свидания» Прошка вскинулся, точно старая полковая кобыла при звуках боевой трубы.
— Где? Когда? Надеюсь, вы не станете томить меня долгим ожиданием? Вряд ли вам самой будет приятно свидеться с шамкающим лысым стариком в инвалидном кресле. Ведь с годами я могу подрастерять свой юношеский пыл!
Красавица звонко рассмеялась и вызвала лифт, двери которого тут же открылись.
— Я подумаю, — пообещала она и исчезла, сказочная фея.
Прошка грустно вздохнул. По горькому опыту он хорошо знал цену подобным обещаниям. Если бы красотка дала ему еще хотя бы три минуты… Но на нет и суда нет. Если подумать, общество Пьера Ришара не многим хуже.
Но не успел он расположиться в кресле, как в дверь снова позвонили. Прошка резиновым мячиком поскакал в холл, широко распахнул входную дверь и обмер.
На пороге стояли двое: здоровый прилизанный шатен с лоснящимся розовым лицом и худощавый рябой брюнет со злющими глазами. Прошка не успел даже дернуться, как его впихнули в квартиру и закрыли лицо тряпкой, от которой тошнотворно пахло эфиром..
Днем раньше, позвонив из Шереметьева в отдел, Селезнев сразу же попал на Халецкого.
— Я как раз закончил, — сказал Борис. — Давай встретимся у тебя. От казенных стен у меня уже изжога, а дома — жена с младенцем, там не очень поболтаешь. Эх, Федор Михайлович, не ценишь ты своего холостяцкого счастья! Ну, диктуй адрес.
— Записывай. Но тебе придется подождать. Мне из Шереметьева добираться часа полтора.
— Ничего, подожду в машине, радио послушаю. А ты смотри не задерживайся. И не лезь по дороге под бандитские пули, не связывайся с братками — пусть погуляют до завтра.
Выполняя наказ, Селезнев добрался до дома без происшествий. Халецкий выглядел утомленным, и обычная дурашливость уступила место сонливости. Селезнева не связывали с ним близкие приятельские отношения; более того, развязность и бесцеремонность Халецкого порой вызывали раздражение, но сейчас он испытывал почти нежность к этому трепачу и баламуту, который после явно тяжелого рабочего дня потащился на ночь глядя на другой конец города, чтобы снабдить коллегу необходимой информацией.
— Брось, — отмахнулся Халецкий, когда Дон попытался выразить ему свою признательность. — Думаешь, в твои объятия меня толкнула единственно любовь? Нет, друг мой, как ни стыдно мне в том сознаваться, но к любви примешалась корысть. Я уже три дня барахтаюсь в этом гиблом деле, но до твоего звонка не получил ни одной зацепки. Веди, Федор Михалыч, в свою скромную обитель, покалякаем на сон грядущий.
Лифт поднял их на восьмой этаж, они вошли в квартиру, разделись и, не сговариваясь, пошли на кухню.
— Что будешь пить? — спросил Дон, зажигая газ. — Чай, кофе, коньяк?
— А лимон есть? — деловито осведомился Халецкий. — Тогда кофе с коньяком. От чистого коньяка меня совсем развезет.
Дон поставил кофейник на огонь, поставил чашки, достал лимон и кусок заветренного сыра.
— С хлебом напряженка, — предупредил он. — Осталась одна горбушка, и та — сухарь.
— Обойдемся, — великодушно решил Борис. — Кто начнет: ты или я?
— Могу я. У меня история недолгая. — И Селезнев, не отходя от кофейника, коротко изложил обстоятельства исчезновения Варвары.
— Да, — задумчиво сказал Халецкий, прикончив первую чашку кофе. — Не повезло твоей малышке. Надо же было ей так нарваться!
Он сунул в рот сигарету, и Селезнев чиркнул зажигалкой.
— Она по жизни такая. Если есть хотя бы крошечный шанс влипнуть в историю — влипнет. — Дон вздохнул. — А если шанса нет, влипнет все равно.
— Не кручинься, Федя, все обойдется, — подбодрил его Халецкий. — Смотри, какой она у тебя молоток! Кто бы на ее месте додумался зарисовать подозрительные рожи, да еще умудрился бы ухватить сходство? Кабы не ее рисунок и не рассказ подруги, ты бы просто не знал, с какого конца подступиться. Вот тогда было бы от чего падать духом! А теперь найти их — дело техники.
— Да, но что за это время случится с Варькой?
— А ты поменьше об этом думай. Налей-ка лучше нам еще кофейку. У тебя есть основания надеяться, что все обойдется. Я со вторника рою, как свинья под дубом, и не сумел отрыть в биографии наших орлов ничего леденящего душу. Правда, один из них — личность крайне загадочная. Иными словами, в его биографии имеется пробел, который никто — ни родственники, ни нынешние знакомые — не сумел заполнить.
— Ты о ком? — спросил Селезнев. — О рябом?
— Не угадал. О вальяжном и импозантном Аркадии Антоновиче Сарычеве владельце пострадавшего «БМВ». Поначалу его занимательнейшая жизнь складывалась вполне обыкновенно. Родился в 1962 году в семье заводского инженера и заводского же бухгалтера. Единственный ребенок. Семья вполне благополучная. Отец — это который инженер — не пил, по бабам не шлялся, зарплату исправно приносил домой. Мать — типичная советская женщина, половину жизни просидела за бухгалтерским столом, а вторую простояла в очередях и у плиты. В семьдесят девятом году сынок без особого блеска закончил десятилетку и поступил в энергетический институт, где благополучно проучился до третьего курса. Вот тут-то и начинаются неожиданности. В восемьдесят втором Аркадия Сарычева отчисляют из МЭИ с расплывчатой формулировкой: «За поведение, недостойное звания советского студента». Я, как ты догадываешься, поинтересовался, что скрывается за шедевром казенного слога, и канцелярские крысы из института, порывшись в своих бумажках, выдали мне ответ: «За пьяную драку». Но знаешь, что самое интересное? Похоже, пьяный Аркаша подрался сам с собой, потому что в протоколе комиссии, принимавшей решение об отчислении, больше ни один фигурант прискорбного инцидента не указан. Мне удалось найти человека, поставившего в числе прочих свою подпись на этом любопытном документе, но он сослался на плохую память и от дачи показаний отказался.
Но это только начало истории. О следующем неожиданном повороте в жизни Аркадия мне поведали мама и папа Сарычевы. Папаша — рабочая косточка, закончил институт без отрыва от родного завода, — узнав об изгнании сына из МЭИ, разгневался и отказался кормить дармоеда. «Пойдешь работать на завод! — был его приговор. — Там тебя научат уму-разуму». Но сынок проявил характер — вероятно, впервые в жизни, потому что родители оказались к этому совершенно не готовы. Юноша сложил в портфель документы, пару белья и, хлопнув дверью, ушел из дому. И все. С тех пор родители его больше не видели и известий от него не получали.
— Как это? — не понял Селезнев. — Все семнадцать лет? Так не бывает. Они, наверное, что-то скрывают.
— Вот и я так подумал. Поговорил с соседями, с участковым, но все подтвердилось: с марта восемьдесят второго никто из них Аркадия Сарычева не видел ни дома, ни поблизости. Мало того, с лета того самого года на имя Сарычева начали приходить повестки из военкомата. Когда парень не соизволил явиться туда в третий раз, обозленный участковый решил устроить на уклониста засаду. Только это ничего не дало — Аркаша действительно как в воду канул. Родители, конечно, пытались навести справки у бывших одноклассников и сокурсников сына, но никто не сумел им помочь.