Когда я отогрелась и вышла из ванной, за окном уже смеркалось. Дождь хлестал вовсю. Тут я перепугалась. С тех пор как мы с ребятами расстались, прошло уже больше четырех часов. Ну, допустим, им потребовалось около часа на то, чтобы добраться до машины, час, чтобы ее вытащить, и полтора часа на обратную дорогу. Получается, что они должны были вернуться около часа назад. А машина — и того раньше. Может быть, они не сумели ее вытащить и отправились-таки за помощью к шоссе? Или Наталья снова застряла? В любом случае они уже два часа мокнут под проливным дождем. Им нужно немедленно в тепло, иначе добром это не кончится.
Я заметалась по комнатам, потом выбежала в коридор и постучала в номер Натальи. Может быть, они уже приехали? Но на стук никто не ответил — Вальдемар, должно быть, вышел или опять заснул. В состоянии, близком к панике, я бросилась обратно в номер, натянула резиновые сапоги и куртку и в последний раз подошла к окну.
В конце гравийной дорожки, которая со временем обещала превратиться в тенистую аллею, показалась группа людей. В сумерках я не разглядела, кто там, но сразу увидела, что их слишком много. Раз, два, три… шесть человек. Одна женщина… Наталья? Да, это она. Значит, все вернулись пешком? Но как же машина? Борис? Не смогли вытащить и бросили в лесу? Я содрогнулась, представив себе картину: безлюдный мокрый лес, гнилостный запах болота, увязшая по брюхо «Нива», а внутри нее застывший труп… Поскорее отогнав от себя тягостное видение, я помчалась ставить чайник.
Когда я вернулась, Генрих, Прошка, Леша и Марк уже сидели на кожаном диване в моей гостиной полумертвые от усталости. Одежда на них промокла до нитки.
— Быстро выпейте по сто граммов водки, снимайте мокрое и лезьте под горячий душ, — распорядилась я и полезла в бар, оставив расспросы на потом.
Они молча выпили и так же молча разошлись по своим люксам.
Я раз пять сбегала на кухню, разогрела и принесла несколько судков с ресторанной едой, заварила чаю и накрыла на стол. Первым вернулся оголодавший Прошка.
— Садись скорее, не жди остальных, — предложила я. — Сегодня об этикете можно забыть.
— Нет уж, я лучше подожду! Твое безмерное великодушие меня нервирует. Мне было бы спокойнее, если бы ты, как обычно, попрекала меня каждым съеденным кусочком.
— Вот свинья. А ну быстро положи вилку и убирайся из-за стола! Так и быть, можешь перекусить на кухне, но разогревать себе будешь сам.
— Это другое дело! — Прошка проворно придвинул к себе судок с сазаном и наполнил тарелку. — Теперь ко мне вернулся аппетит.
— Прошка жаловался на пропажу аппетита? — спросил с порога только что вошедший Леша. — Чего только в жизни не бывает! Ты уже знаешь новости, Варька? Мы не нашли машину.
— Как — не нашли?
— Так. Похоже, ее затянуло в болото. Когда Наталья привела нас на место, там чавкали здоровые пузыри. Сначала мы подумали, что она заблудилась и привела нас не туда. Рыскали по лесу часа два, а потом вернулись к тому болоту, потыкали палкой, и оказалось, что на небольшом пятачке глубина меньше, чем вокруг. Мы с Генрихом хотели идти к шоссе за помощью, но шел ливень, и нас не отпустили.
— И слава богу! Нам только вашей скоропостижной кончины…
Я осеклась на полуслове, подумав о мертвом Борисе, затянутом вместе с машиной в черную жижу. Прошка заметил, как я переменилась в лице, и сказал:
— Ты, что ли, выпила бы тоже, Варька, а то кошмары ночью замучают.
Я послушно пошла к бару за новой бутылкой, а тем временем к нам присоединился Генрих. Глядя на его грустное лицо, я подумала, что сейчас он ничем не напоминает веселого, никогда не унывающего балагура, которого мы знаем долгие годы. Генрих всегда был душой компании. Мирил нас, когда мы ругались, утешал, когда у нас случались неприятности, смешил, когда мы падали духом. У него всегда были наготове доброе слово и забавная история из жизни его родных и знакомых. В тех редких случаях, когда Генрих становился печальным и молчаливым, мы мгновенно впадали в уныние и теряли интерес к жизни.
— Как ты, Варька? — верный себе, спросил он заботливо.
— Не лучше, чем вы, — проворчала я. — Я тоже промокла и замерзла, хотя и не под дождем, а в ванне, в которой меня угораздило заснуть.
— Слыхали? — принял подачу Прошка. — Мы думали, она тут с ума сходит от беспокойства за нас, а она жуирствует себе в горячей ванне! Я всегда подозревал, что ты эгоистка, Варвара, но не предполагал, что столь отъявленная.
— Ванна была не горячая, а теплая, и то вначале, — оправдывалась я. — Говорю же: я проснулась от холода.
— Сама виновата. Нечего было изображать из себя аристократку. Скажи еще спасибо, что не утонула.
— При чем здесь аристократка? По-твоему, плебеи моются исключительно в бане или не моются вовсе? Мерить всех на себя — порочная практика.
— А я не на себя, я на Лешу мерю. А Леша ванну обходит за версту.
— Не правда! — вмешался, к нашей великой радости, Генрих. — Я сам однажды видел, как Леша стоял рядом с ванной и чистил зубы.
— Мало ли что! Я тоже однажды слышал, как Марк сказал кому-то доброе слово.
— Да что ты!
— Может, у него была высокая температура и он решил, что умирает?
— Так я и знал! — раздался у меня за спиной голос Марка. — Стоит оставить вас на минуту, как вы тут же устраиваете балаган и начинаете перемывать мне кости.
— Мы? — удивился Прошка. — Тебе? Да ни в жисть!
— А то я не слышал. — Марк уселся за стол. — Поесть-то хоть оставили? И на том спасибо.
Некоторое время мы молча работали челюстями. Леша, как обычно, справился со своей порцией первым.
— Варька, а здесь в наше отсутствие ничего не произошло? — спросил он, положив вилку.
— Ах да! Лева нашелся. — Я пересказала наш разговор, а потом несколько фраз, которые подслушала под дверью их с Ларисой номера. — Теперь хотя бы понятно, почему Лариса так боится мужа. Но вот где он шлялся и кто украл телефоны, по-прежнему остается загадкой.
— А почему ты думаешь, что Лева соврал насчет прогулки по лесу? — поинтересовался Прошка.
— Он переодевался под лестницей, не заходя в номер, — иначе бы мы с Ларисой его встретили. Выходит, этот тип заранее приготовил сухую одежду и зачем-то спрятал. Но по его словам, он отправился гулять, когда дождя еще не было. Откуда он знал, что ему понадобится переодеться? И к чему эта конспирация?
— Итого у нас уже три загадочных факта, — задумчиво произнес Марк. — Внезапная болезнь и смерть Бориса, исчезновение телефонов и непонятное поведение Левы.
— Четыре, — поправил Леша. — Еще неприятное известие, которое сообщил Борису истопник, когда мы приехали.
— Пять, — сказал Генрих. — Вы забываете, с чего все началось.
— Ты о чем? — недоуменно спросил Леша.